Цивилизация
Редко о ком можно сказать, что он прошел огонь и воду в буквальном смысле. В младенчестве Сева Бобров был спасен от пожара, в детстве – от воды, когда провалился в полынью и был вытащен из нее старшим братом. Про медные трубы и говорить нечего – всенародная слава была колоссального масштаба, почему Евгений Евтушенко и написал, что Бобров «играет в памяти народной». Кумир иной раз кажется близким человеком каждому гражданину страны, потому что отношения с ним стадионные: «Бобер, давай!».
Но когда такого рода отношение переносилось в обстоятельства повседневной жизни, Всеволод Михайлович вынуждал соблюдать дистанцию самым интимным из возможных способов – ударом кулака по лицу. Не раздумывая – за обращение «Бобер» от незнакомого человека. Вообще для выходца из игровых видов спорта – футбола и хоккея, где решения надо принимать молниеносно и при этом в противоборстве, столь быстрая реакция естественна: так Бобров однажды отметелил в ресторане мужчину, помогавшему его жене застегнуть молнию на сапогах, причем по ее же просьбе.
Резкость и быстрота реакций стоила ему тренерской карьеры в хоккее: выиграв свое второе подряд первенство мира в 1974-м в Хельсинки, он был снят с поста тренера сборной за ругань в адрес кого-то из номенклатурных работников. Тренеры, как и спортсмены, были кумирами миллионов, но и людьми, с которыми не считалось спортивное и политическое начальство, с легкостью распоряжавшееся судьбами великих – антипод Боброва и его вечный конкурент Анатолий Тарасов не стал исключением из этого правила. Как и тарасовский ученик Константин Локтев, как Борис Кулагин и многие другие.
Судя по всему, Бобров – типаж человека очень легкого, а легкость проистекала из уникального таланта, описываемого словосочетанием «прорыв Боброва». С таким даром, который был отработан и в русском хоккее, где он тоже был успешен, можно было бы играть и в сегодняшнем НХЛ.
Он – счастливчик на грани фола. 27-летний Бобров опоздал на самолет, в котором находились игроки команды ВВС МВО, любимого детища Василия Сталина, отправлявшиеся на игру с челябинским «Дзержинцем». Из-за плохой погоды и скверно организованной посадки самолет разбился в свердловском аэропорту Кольцово. О трагедии не сообщалось, хотя в авиакатастрофе погибли очень известные игроки, включая брата Тарасова Юрия, Зденека Зикмунда (он был известен и как теннисист, шестикратный чемпион СССР в парном разряде с Николаем Озеровым), Юрия Жибуртовича, звезд латвийского хоккея, которых забрал в команду Василий Сталин – вратаря Хария Меллупса и защитника Роберта Шульманиса. (Интересно, что в те времена в хоккее часто играли братья – те же Шульманисы, Жибуртовичи, Тарасовы, впоследствии, например, Майоровы, Голиковы, в мировом хоккее – братья Драйдены, Эспозито, Штясны, Голики; старший брат Боброва, говорят, был не менее талантлив.)
Собственно, это одна из нескольких отчасти непроясненных историй в биографии Боброва, в очередной раз случайным образом избежавшего смерти. Не прозвонивший вовремя будильник – версия самого Всеволода Михайловича – неизменно ставилась под сомнение, обросла массой слухов и легенд, особенно с учетом женолюбия спортивного героя. Однако именно эта версия и выглядит самой правдоподобной – почему бы нарушителю (или не нарушителю) режима не проспать?
Легкость Боброва – это и его отношение к жизни, и к игре, и к тренерской работе. Пахаря, создателя хоккейных теорий и мотиватора игроков методами в том числе идеологической накачки Анатолия Тарасова его антипод иронически называл «Троцким». Бобров, вероятно, имел в виду глубоко системный и теоретический подход Тарасова к хоккею. Всеволод Михайлович иначе строил тренировочный процесс и подход к спортсменам, притом, что это не означает, будто он был слабым тактиком: все фотографии и кадры хроники с ним – это тактические занятия с игроками. Иногда Бобров мотивировал спортсменов личным примером: известна история, когда, будучи раздраженным косорукостью хоккеистов, Бобров поставил доску почти во всю ширину ворот, оставив узкий зазор, и стал снайперски с дальнего расстояния направлять туда шайбу – к изумлению подопечных игроков. Психологический эффект был не менее мощным, чем от накачек и зверских физических упражнений Тарасова.
С идеологией отношения Боброва тоже были попроще: в него вкладывался Василий Сталин (хотя легкий Бобров ухитрился передарить (!) приятелю участок в Усово, подаренный сыном вождя), но это были отношения не вождя и вассала, а мецената и звезды. Его игроки не пели в раздевалке «Интернационал». Бобров признавал иные мотиваторы, что стало понятно по его легендарной фразе после проигрыша сборной СССР команде Канады в последнем матче Суперсерии-1972: «Эх, пижоны, плакали ваши «Волги». У самого же Боброва была «Волга» с номером 1111 МОЩ, что его самого страшно веселило.
Так уж получилось, что Тарасов (впрочем, вместе с Аркадием Чернышевым, который несправедливо отодвинут на второй план из-за того, что тренировал «Динамо», а не ЦСКА, составлявший базу сборной) сформировал модель советского хоккея 1960-х, национальную команду, которая не знала поражений с 1963-го по 1971 год на мировых первенствах. Первая осечка у сборной была как раз в 1972-м, когда команду возглавил Бобров. Но именно он создал сборную 1970-х. И ему досталась слава не упорно-систематическая, а пожалуй, снова легкая – слава первого тренера, «развеявшего миф о непобедимости канадских профессионалов» в Суперсерии 1972 года, главном событии хоккейного XX века.
Удивительным образом эта первая игра с командой НХЛ 2 сентября 1972-го срифмовалась с главным достижением Боброва-игрока – капитана команды СССР, выигравшей – причем у Канады, хотя и полулюбительской – самый первый для сборной Советского Союза чемпионат мира в Швеции в 1954 году. Эти два года – 1954-й и 1972-й – стали фирменными знаками Боброва-игрока и Боброва-тренера.
Еще одно достижение Боброва тоже связано с противостоянием с Тарасовым. В 1964 году он принял под свое тренерское руководство «Спартак». В 1967-м Боброву удалось разрушить монополию тарасовского ЦСКА: «Спартак» стал чемпионом страны, переиграв 13-кратного чемпиона СССР. У Боброва получилась хорошо сбалансированная, в том числе по возрасту, команда. А это братья Майоровы, Старшинов, Якушев, Шадрин, Зимин, вратарь Зингер.
В том же году Бобров совершенно внезапно ушел тренировать футбольный ЦСКА – за полковничьи погоны, то есть будущую твердую и большую военную пенсию. Во всяком случае такой оказалась доминирующая версия в этой столь же таинственной, как и кейс с не прозвеневшим будильником в 1950-м, истории. Поговаривали, впрочем, и о том, что этот «призыв» в хорошо обеспеченный материально армейский спорт был инспирирован Тарасовым, «убиравшим» надоевшего и слишком успешного конкурента. Но кто же теперь в этом разберется… Бобров считал по непонятным причинам футбол более умной игрой, чем хоккей, но и именно в футболе как тренер (в отличие от его игровой карьеры) не состоялся.
Из достижений Всеволода Михайловича – восстановление самой знаменитой тройки советского хоккея, которая была разобщена Тарасовым: Михайлов – Петров – Харламов. В 1973 году под руководством Боброва сборная СССР триумфально выиграла московский чемпионат мира, и тройка набрала невероятные 86 очков (по системе гол+пас). В 1974-м в Хельсинки пришлось тяжелее. И вертикальный взлет Боброва-хоккейного тренера был прерван. Он снова оказался в футболе – и снова неудачно. Второй раз за биографию Боброва футболом наказывали. На неудаче в футболе завершится и карьера Тарасова, соперника и соседа по сталинскому дому на улице Алабяна.
С великими тренерами советская власть расставалась грубо и резко, не прощая поражений. Поскольку спорт – это война, проигрывать в ней советские люди не могли. Когда советская футбольная команда с главной звездой в лице Боброва в 1952-м году проиграла югославам, что означало проигрыш Сталина Иосипу Тито, базовая команда сборной ЦДСА была расформирована, а тренера Бориса Аркадьева сняли с работы. В такой системе игроки и тренеры – лишь исполнители, а даже самая маленькая номенклатурная фигура – военачальник. И вот – еще одна загадочная история: как снимали Боброва в 1974-м. А это и был, в сущности, конец его карьеры – в возрасте слегка за 50! (Вот уж когда пригодилась военная пенсия, заработанная ценой уступок в 1967-м.) То говорили, что Бобров выставил за дверь раздевалки ответственного работника, «помогавшего» ему советом во время игры с чехами на том роковом ЧМ-1974 в Хельсинки, закончившейся поражением сборной СССР со счетом 2:7 (вторую игру с чехами наши выиграли 3:1). То утверждали, что он послал на три буквы такого же доброхота – инструктора (всего-то!) отдела пропаганды ЦК Николая Немешаева, бывшего судью лыжных гонок – в перерыве той же игры. То – просто попросил закрыть дверь вторгшегося в раздевалку в момент тяжелого разговора с командой спортивного функционера Валентина Сыча. То слагали легенды об оскорблении Бобровым посла СССР в Финляндии на приеме по случаю победы советской сборной на том же турнире.
Говорили, что его недолюбливал начальник управления спортивных игр Спорткомитета СССР Сыч, который в 1990-е станет председателем Федерации хоккея РФ. Он же мог сыграть ключевую роль в «сносе» из тренеров сборной Тарасова в 1972-м – как раз тогда, когда Анатолия Владимировича сменили на Всеволода Михайловича. Перед номенклатурой антагонисты Бобров и Тарасов оказались равны. Барского гнева и барской любви в их биографиях было предостаточно.
Бобров в течение своей карьеры играл под разными номерами, часто – под номером 9. Но цифра 7 имела для него особое значение. Во всяком случае так получается объективно. По крайней мере, в хоккее. Победный матч сборной СССР в 1954-м в матче с канадцами – счет 7:2. Первая игра с НХЛ в 1972-м – счет 7:3. Победа бобровского «Спартака» над ЦСКА в 1967-м – счет 7:3.
А умер Бобров в 56 лет, в 1979-м, когда в его любимых видах спорта снова менялись поколения и игроков, и тренеров. Оторвался тромб, прямо на тренировке. И хотя умер он в больнице, а не на футбольном поле, все равно было ощущение смерти на «сцене», там, где протекала его блистательная, легкая и быстрая, жизнь – от прорывов Боброва-игрока до прорывных и знаковых побед, которые делали историю страны и спорта.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.