В солнечный воскресный день 14 мая на павильоне станции метро «Сокольники» возникли портреты Сталина и Кагановича. А в вестибюле станции — кумачовый транспарант: «Великому, родному Сталину, инициатору и вдохновителю строительства метро — пролетарский привет!». По заявлению начальства метрополитена, это была «реконструкция» в честь 82-летия со дня открытия московской подземки.
Казалось бы, ну что такого — очередной карнавал: «…при входе на станцию посыльный будет раздавать копии газеты 1935 года выпуска, а некоторые пассажиры (?! – А.К.) будут одеты в костюмы того времени. У входа на станцию будет дежурить конная полиция» (цитата по «Интерфакс. Туризм»). В конце концов, как пелось по трехпрограммнику в советские годы, «это наша с тобой биография».
Да и на станции «Курская» с 2009 года красуются отлитые в граните слова «Нас вырастил Сталин». Что, кстати, чистая правда – именно что вырастил и продолжает растить.
«Реконструкция», сказано же. Не так давно такого рода действа со сложной семантикой назывались могучим словом «постмодернизм».
Но можно ли представить себе такой постмодернистcкий карнавал, такую «реконструкцию» где-нибудь в городе Берлине, где этого самого постмодернизма сегодня навалом? Портреты Гитлера и Шпеера на стенах зданий — лучших образцов имперской архитектуры. Вахмистров Ordnungspolizei в «реконструированной» форме. «Реконструкцию» «Хрустальной ночи», в конце концов.
Можно ли представить себе такое в поздние советские времена? Нет, конечно. Несмотря на «бархатную» реабилитацию Сталина, в брежневский период на невидимых весах М.А. Суслова аптекарски точно определяли допустимые дозы сталинизма, и такие coming out'ы были невозможны.
Благодаря сегодняшним «реконструкциям» Сталин становится нестрашным, жить становится веселее, растет число респондентов социологических служб, которые говорят, что они считают лучшим временем в истории страны сталинские годы.
Нынешняя система объявляет себя наследником достижений советского прошлого. Тогда мейнстримом в идеологии был одновременно националистический и имперский дискурс под вуалью марксизма-ленинизма – и сегодня имеет место все то же самое, только под знаменем архаической идеологической эклектики «православия-самодержавия-народности». Как при графе Уварове, только у того не было под управлением федеральных телеканалов, а писать и читать он предпочитал не по-русски – по-французски.
В России настало время «реконструкций».
Мифологизации «славного» прошлого и привязки прежних достижений к нынешним победам. При том, что осада Пальмиры и Алеппо ничего общего не имеет со штурмом Берлина, реконструкция взятия Рейхстага прямо отсылает к сегодняшним военным успехам. Логика абсолютно спекулятивная, но она работает.
В сегодняшней мифологии, говорил Даниил Дондурей, «власть – это Родина». А война, дополним его, — это непременно победа (новый слоган «Можем повторить» тому порукой). Причем победа родины, то есть власти. И любая критика власти и ее славной реконструируемой истории есть критика Родины. Критика РПЦ в таком контексте тоже оказывается нападками на власть, а значит, на Россию. Неуместные вопросы по поводу истории войны – это критика победы, а значит, власти и родины. Что тоже совершенно недопустимо и может в ряде случаев наказываться методами уголовной репрессии.
Конечно, это темные века, Средневековье. Но этого-то и добиваются идеологи и пропагандисты – чувства гордости за плюсквамперфект в настоящем и будущем времени. Отсюда и тяга к бесконечным реконструкциям прошлого и переодеваниям.
Львиная доля сегодняшнего исторического сериального кино романтизирует отнюдь не революционное отребье вроде «неуловимых мстителей» — это все не про нас, это ведь был такой «протоМайдан».
Оно романтизирует порядок, воплощенный в образе лоснящихся мордатых чекистов в фуражках с бордовыми околышами и в скрипучих начищенных сапогах. То есть реконструирует образ правильного государственника.
И именно он становится эталоном поведения, как для прежних поколений моральными и поведенческими образцами были комиссары в пыльных шлемах.
Да и в принципе вся сегодняшняя политика напоминает подражательную реконструкцию. Гимн России – реконструированный гимн СССР. Внешняя политика со всеми ее имитациями советского присутствия на Ближнем Востоке и нарочитой враждебностью по отношению к Западу с попытками поиска сателлитов в третьем мире – тоже реконструкция, макет великой державы из папье-маше. Внутренняя политика с подавлением инакомыслия – реконструкция поведения властей в Советском Союзе.
Это как спектакль по Шекспиру, в котором актеры одеты в современные костюмы.
В повседневной жизни все больше театра, карнавала, праздников, маршей, дней варенья, чтобы жизнь медом казалась, ритуалов, отмечающих бесконечные триумфы, переодеваний в костюмы исторических персонажей.
«Миф следует за большинством», как писал Ролан Барт. Эта мифическая жизнь не столько заменяет, сколько компенсирует проблемы в жизни реальной. Не только социальные и экономические, но даже проблемы с самоидентификацией.
Если человек не знает, кто он и что он в сегодняшнем российском мире, ему в празднично-карнавальном виде предъявят образ идеального вождя – вот он, у входа в метро, и зададут образец поведения и профессии – чекист или военный обнаруживаются на любой кнопке телевизионного пульта.
Есть фиктивная жизнь с компенсирующими переодеваниями, а есть подлинная. Чтобы узнать ее, уже представителям власти иногда имеет смысл реконструировать поведение обычного человека, того же пассажира метрополитена. Им стоило бы, как Гарун аль-Рашиду, тяжело выпростав тело из лаково-синего лимузина и переодевшись в платье простолюдина, хотя бы денек покататься на метро, потолкаться плечами в час пик с соотечественниками, жадно втянуть ноздрями запахи разных социальных слоев, послушать разговоры.
Но такую реконструкцию подлинной жизни им запретит ФСО. Так что придется жить в мире выдуманном, мысленно брать Рейхстаг и благодарить Сталина, поправляя на голове воображаемую фуражку с бордовым околышем.