Цивилизация
Когда мне было всего 25 лет, одна девушка спросила меня, где я работаю. А у нее пока еще не было постоянного места работы, и она даже еще не выбрала себе институт. Хотя была моложе меня совсем ненамного, года на четыре. Она, по ее словам, «искала себя».
Представьте себе, и в те годы – то есть в 1970-е – такие мальчики и девочки тоже были; все никак не могли понять, к какому бы делу прислониться.
Я тогда преподавал в Дипломатической академии.
– Ух ты! – сказала она. – А как к вам поступить?
Пришлось объяснять, что поступить к нам трудно. Тогда это было закрытое учебное заведение. То есть туда нельзя было подать документы и сдавать экзамены. Туда принимали по направлению партийных или государственных органов. Надо было сначала поработать в каком-то серьезном учреждении и попросить начальство, чтобы тебя туда «направили».
– Эх! – громко вздохнула она. – Какая досада!
– А что, – спросил я, – ты хочешь на дипломатическую работу? Или просто чтоб пожить за границей?
Напоминаю – на дворе середина 1970-х. Выезд в заграничную командировку – самая лакомая из служебных конфет.
– Да нет, при чем тут? – она подняла брови. – Просто клево вот так взять и поступить в Дипломатическую академию! Представляешь, сидим мы с ребятами, и я им это сообщаю! Отпад полнейший! – и она смешно изобразила изумленно выкаченные глаза своих друзей и подруг.
– Ну, поступила, а потом?
– Неважно. Разберусь! Не пропаду! Черт, как жалко, что нельзя.
– А если в МГИМО? – спросил-посоветовал я.
– Да ну! У меня половина знакомых там учится. Подумаешь, МГИМО. Удивил.
– Но можно и в Дипакадемию, – объяснил я. – В своих дерзаниях всегда мы правы. Сначала быстро поступай в любой гуманитарный вуз. Будь комсомольской активисткой. Тяни руку на всех собраниях. Потом иди работать в райком комсомола. Вступай в партию. Делай карьеру. А потом подкатись к первому секретарю, так и так, Иван Петрович, есть у меня заветная мечта, хочу стать как Александра Коллонтай.
– Кто-кто?
– Как кто? Знаменитая советская женщина-дипломат.
– А… – протянула она. – Это сколько лет надо?
– Если быстро повезет, то 10-12. Вот в 32 и поступишь.
Она махнула рукой и засмеялась.
Потому что я ей предлагал стайерский – а в перспективе и марафонский – жизненный проект. Но она была в лучшем случае спринтером. Точнее говоря – мечтательницей о спринте, о быстром достижении желанной цели – «а там разберемся, не пропадем!». Хотя скорее всего – она была просто пешеходом на прогулке. Человеком, который живет как живется. Без планов и проектов.
В прошлой колонке говорилось о том, что среди ста выпускников престижнейшего вуза только 10 или 15 человек достигли хоть каких-то социальных высот. Да и то потому, что вуз уж больно хорош, кузница кадров (обычно таких «продвинутых» бывает не более 1%). Трое сильно разбогатели, причем один – очень сильно. На среднем уровне оказалась примерно половина. Четверть – на грани бедности: тяжелая жизнь от аванса до получки. Ну, а человек пять-семь вообще сошли с круга, обнищали и спились. Беспощадная социальная статистика!
Да, статистика. Но она же не сама работает!
Статистика – это не злая тетенька в респираторе и антиковидных перчатках, которая склонилась над ящиком с шариками и разбирает их на кучки. Нет, конечно! Статистика лишь отражает ситуацию. Наблюдает, куда катятся шарики. А шарики – это мы. Мы сами катимся к той или к другой кучке. Наверное, у нас внутри есть какие-то моторчики или программы. Как ни назови – есть внутри нас нечто, что заставляет нас двигаться.
Говорят: «Хочешь насмешить Бога – расскажи ему о своих планах». О да, бывают самые ужасные, даже трагические срывы – и в легких планах на сегодняшний вечер, и в сложных долговременных проектах, и в перспективах развития целого государства: хотели к 1980-му году построить коммунизм, а получили Олимпийские игры. Бывают и форс-мажоры, и фатальные просчеты. Однако любимая пословица о Боге и планах – типичная профилактика разочарования, распространенная психологическая защита: человек, боясь потерпеть неудачу, предпочитает ничего не делать и объясняет это заведомой тщетой усилий. «Не жили хорошо, и пробовать не надо». Или наоборот, человек делает вид, что собирается чем-то заняться; это издавна называется «поисками себя». Такие искания возможны лишь в условиях относительного комфорта и материальной обеспеченности, иначе социальное падение гарантировано.
Мои университетские одногруппники были настоящими марафонцами. Один взял курс на классическую филологию, еще будучи школьником. Он точно знал, куда ему поступать, что изучать и, главное, чем он будет заниматься в дальнейшем. Результаты налицо. Он – известнейший византиновед, профессор, заведующий кафедрой, автор фундаментальных монографий и справочников.
Второй мой товарищ был человек глубокой православной религиозности и с этого пути не сходил. Вернее сказать, он вступил на этот путь еще в неблагоприятные для церкви советские времена. Жил поначалу тяжело, даже голодно, но не изменял себе и своей вере. Сейчас он – настоятель большого московского храма, авторитетный теолог, любимый наставник своих прихожан.
Надо сказать, что среди моих друзей юности было еще два человека, связавших жизнь с религией: один с иудаизмом, другой – с даосизмом. Первое в общем-то не так удивительно (хотя мой друг стал известным религиозным писателем). Второе куда интереснее. Вроде бы «модные и молодежные» занятия восточными духовными практиками стали для моего друга делом жизни, и он теперь – настоящий даосский учитель, глава школы (если попросту, то священник – хотя в даосизме все несколько иначе, чем в европейской церкви).
Еще один друг моего детства хотел стать психологом чуть ли не с девятого класса – и сейчас это крупный ученый, профессор.
Сильная состоявшаяся жизнь – это почти всегда марафон.
Или особого рода неспешный шаг, который издалека можно принять за стояние на месте: тихо и спокойно делать ту работу, которую делали отцы и деды, и передавать эстафету детям. Таковы традиционные крестьяне, старинные купцы, кадровые рабочие или инженеры, потомственные врачи, учителя или офицеры. Это достойные биографии – быть может, самые достойные на свете! – но я сейчас именно о планах и проектах.
Я сам, поступив в университет, думал, что стану марафонцем – таким же, как мой однокашник, византинист. Я занимался примерно тем же, но если он увлекался историей, то я – так называемыми «вспомогательными историко-филологическими дисциплинами», то есть палеографией и текстологией. Мне даже удалось напечатать несколько заметок по этой тематике. Меня ждала аспирантура в Институте истории СССР. Однако по глупым и грустным причинам – по политическим причинам, как ни смешно! – родной университет не выдал мне характеристику. Аспирантура была для меня закрыта. Марафонец сбился с бега.
О да, конечно, если бы я был настоящим бегуном на сверхдлинные дистанции, я бы чуть отдохнул и бросился бы догонять. Но я пошел другим маршрутом – преподавать современный греческий в Дипломатической академии.
Филологический проект я сменил на драматургический – стал писать сценарии и пьесы. А еще через десяток лет я убедился, что на этом пути лично у меня нет ни успехов, ни каких-то особых творческих радостей. Поэтому я отнес все свои пьесы и сценарии на помойку и стал намечать следующий маршрут.
Наступила дистанция политологии, политической журналистики и даже просто политической работы. Однако партия, в которой и для которой я трудился, фундаментально продула выборы в Госдуму; это тем более было обидно мне, потому что партийное начальство включило меня в состав кандидатов в депутаты, и не просто так, а на «проходное место», главой одного из региональных списков. Если бы партия получила 5,001% голосов, я был бы членом парламента. Но партия пролетела, как кусок прессованной древесины над столицей Франции (избитый образ, извините). До сих пор думаю – это неудача и провал или же Бог меня пощадил?
Так или иначе, с политикой, а заодно и с политологией я решил закончить, и в декабре 2007 года начал свой четвертый жизненный проект – литературный. Не знаю точно, что там будет дальше, но пока мне все нравится.
Так что я хоть и не марафонец, но вполне почтенный стайер – по 10-15 лет на проект. Спринтером быть я не смог бы; более того, должен честно признать, что мне с ними даже общаться тяжело. А всего труднее – с людьми, которые гуляют по жизни, как посетители торгово-развлекательных центров. То в один магазинчик зайдут, то в другой, то в кино, то в кафе…
И наверное – возвращаясь к предыдущей колонке о распределении судеб – дело не в мистической силе статистики, а в наших собственных планах. А главное – в готовности эти планы выполнять.
