Цивилизация
«Мы все вышли из гоголевской «Шинели» — эта фраза родилась в разговоре Достоевского с французским критиком Эженом Вогюэ (спорят о том, кто из двоих ее первый произнес или написал).
Когда я ходил в советскую школу, нас учили, что главная тема классической русской литературы — тема «маленького человека». То есть писали о многом и по-разному, но постоянно возвращались к рассказу о маленьком, даже ничтожном, совсем не идеальном человеке, которого незаслуженно обижают и презирают сильные мира сего, а он не может ни постоять за себя, ни отомстить. И его очень жалко.
На самом деле, конечно, первым о таком человеке написал не Гоголь — «Станционный смотритель» Пушкина был написан еще раньше, тем более — «Бедная Лиза» Карамзина. Да и русская литература далеко не первой в мире заметила, что такие люди существуют на Земле. «Поэма о невинном страдальце», между прочим, была написана на аккадском языке более трех тысяч лет назад.
Но для русских писателей это стало чем-то вроде миссии: рассказать о страданиях тех, кого обычно никто не замечает. Так нам это и в школе объясняли.
Ну, а потом случился соцреализм, литература раннего СССР, в которой маленькие люди, никчемные и безответные при старом режиме, становились героями Гражданской и строителями социализма — вроде Павки Корчагина. Жалеть их было незачем, ими полагалось восхищаться и им подражать. Маленький человек был сдан в архив за ненадобностью.
Словом, окончательно расставшись с гоголевской «Шинелью», советская литература с удовольствием запахнулась в шинель товарища Сталина. Какие при этом возникли издержки, объяснять, думаю, не надо.
И ведь что интересно: по мере отмирания сталинизма в книги и на экраны возвращался маленький, не способный постоять за себя человек. Помню, как перевернула меня, юного пионера или даже уже комсомольца, тоненькая книжка «Один день Ивана Денисовича», изданная по какому-то недосмотру в хрущевском СССР и случайно найденная мной в книжном шкафу. Самыми страшными были, конечно, «Колымские рассказы» Шаламова, но и знаменитая «проза лейтенантов» о войне (Быков, Астафьев, Гранин) и «деревенская проза» Шукшина или Распутина возвращали нас к тому самому маленькому человеку, к его потрепанной и прожженной, из армейского сукна, но все той же гоголевской шинели.
А потом настали девяностые. Окончательно сбылось пророчество товарища Ленина о том, что из всех искусств для нас важнейшим является кино. И из всех кинофильмов девяностых важнейшим кинофильмом, отчасти даже пророческим, стала дилогия про «Брата» Данилу Багрова.
И что? Где он, маленький человек? Он в этих фильмах есть, особенно в первой серии, униженные и оскорбленные. Там их сразу несколько — но не они главные герои. Герой — это новый Павка Корчагин, новый борец за… хм, про светлое будущее там ничего нет. За справедливость? За правду? За право сильного вершить суд над негодяями? За солидарность всех русских (и даже брата-татарина)?
Трактуйте как хотите, но одно совершенно точно — Данила Багров человек совсем не маленький и не униженный. Такого поди унизь! А те, кто позволяют себя унижать и не хотят позволить Данилиному кулаку и Данилиному стволу принести им освобождение — ну что ж, сами, дураки и дуры, виноваты.
И вот фильм «Текст» по книге Глуховского. Фильм и книга, на самом деле, рассказывают историю, сюжет которой назвала еще Ахматова: «Теперь две России взглянут друг другу в глаза — та, что сидела, и та, что сажала». Тогда, в хрущевскую оттепель, эту историю так и не взялись рассказать. Наверное, было слишком страшно.
Но невинно посаженные есть и сегодня, и в «Тексте» рассказана история именно такого человека. Он отсидел семь лет по сфабрикованному обвинению, вернулся домой, где его никто не ждет и он никому не нужен — даже девушке, которую он тогда защитил ценой собственной свободы. И он просто-напросто хочет поговорить с тем человеком, который его посадил.
Кстати, это ведь банальнейшая в наших условиях история: подброшенные наркотики, следствие, суд, приговор. В случае с Иваном Голуновым сценарий дал сбой, но только потому, что задержание вызвало массовые протесты. Но технология-то отработана.
Но вернемся к «Тексту». Никто не собирается говорить с нашим героем, типичным маленьким человеком из повестей Пушкина или Гоголя. Что сделал бы на его месте Данила Багров? Да не вопрос: переспал бы с парочкой знаменитых красавиц, потом раздобыл бы где-нибудь ствол, положил бы сотню-другую плохих парней, по дороге бы выгреб из сейфов миллиончик-другой зеленых и раздал бы их людям хорошим, а потом бы красиво ушел в закат, Родину любить под песни «Наутилуса». Вероятно, прихватил бы с собой водочку и патриотично настроенную проститутку.
Как строится сюжет в «Тексте», рассказывать не буду, чтобы не портить впечатление тем, кто не смотрел. Но его герой — это анти-Данила. Да, убийство совершает и он. Но выгребает не доллары из сейфа, а… нет, не буду спойлерить. Своей жизни у него практически нет, он никто, он ничем не обладает, но именно эта нищета и пустота в сочетании с современными электронными технологиями позволяют ему отчасти переписать сложившуюся историю жизни «России сажавшей».
Почему, собственно, так переживали за этих ничтожных неудачников Пушкин, Гоголь и далее едва ли не все авторы? Да вот отчасти именно потому, что взгляд в их сторону позволяет сытым, благополучным и востребованным переосмыслить собственную жизнь. И «Текст» полностью вписывается в эту модель.
Но этот разговор был бы неполным без одной российской премьеры — сериала «Чики». Что только не наслушался я про него: что это диверсия режиссера с армянской фамилией против доблестного Терского казачества и всякое такое. Но давайте посмотрим хоть немножко вглубь: о чем эта история? Да она практически евангельская: про четырех блудниц, которые расстались с собственным прошлым, но оно их не отпускает. И еще про разбойников, из которых одни покаялись, а другие продолжают заниматься своим ремеслом. Ну и батюшка там во второй роли, что тот евангельский книжник и фарисей: то ли ему осудить блудниц, то ли поддержать их на пути покаяния.
И что самое интересное: все остальные герои видят самих себя как в зеркале в истории незадачливых этих девушек. Весь лоск, вся респектабельность вторичны. Что у людей внутри — то и демонстрируют они миру при виде четырех бывших путан. При этом сами девушки далеко не идеальны, но… сразу понимаешь, что не от пресыщенности и любви к разврату встали они на трассе, дальнобоев обслуживать. Что-то в жизни нашей не так. Что-то надо бы в ней изменить.
Да ведь есть и чисто русские параллели. Помните знаменитый сюжет о проститутке, которая не от хорошей жизни избрала такое ремесло и которая ведет к покаянию убийцу? Это же Сонечка Мармеладова из «Преступления и наказания». И ведь, что характерно, эти девушки относятся к боевой Мэрилин-Даше из «Брата 2» примерно так же, как герой «Текста» — к самому Даниле Багрову.
«Брат», при всем своем показном патриотизме и презрении к Америки, был чисто американским фильмом, как и почти все фильмы девяностых, в которых хоть раз стрелял хоть один пистолет. Это же типичная история про геройского ковбоя, который никогда не сдается, в одиночку уничтожает банду парней в черных шляпах, трахает красавицу и в финале красиво выигрывает поединок с главным злодеем. Красивая сказка для растерянных и замордованных.
А вот рассказ о самих униженных и оскорбленных, о том, что они тоже люди, о том, что они нуждаются в сочувствии и, более того, могут благополучных и респектабельных чему-то научить — традиция великой русской литературы. И очень хорошо, что мы к ней сегодня вернулись.
