Цивилизация
Меня частенько называют «либералом». Но слово «либерал» в современном русском языке проделало примерно ту же эволюцию, что и слово «педераст». Когда-то оно обозначало вполне конкретную разновидность людей, а сегодня стало просто бессодержательным ругательством.
В общении оно безнадежно запутывает: «Ах ты либерал?» – и начинается безостановочный поток обвинений от «так ты хочешь вернуться в девяностые» до «ваша Америка вечно на всех нападает». И даже тем моим друзьям, которые придерживаются сходных со мой взглядов, это слово тоже скорее мешает: «Ведь мы же люди либеральных убеждений…»
Возможно, только одни из нас – либертарианцы, которые считают, что чем меньше государства, тем лучше, а другие – скорее социал-демократы, которые видят идеал в скандинавском типе социального государства (мне, кстати, намного ближе второе).
Впрочем, в России все политические термины давно и прочно смешались: коммунисты у нас теперь – крайние консерваторы и поборники православия, а члены партии ЛДПР избегают расшифровывать первую букву в ее наименовании, словно стыдясь тайных грехов юности.
Но ведь и в остальном мире происходит примерно то же самое. Когда-то основная линия политического водораздела в любой западной стране проходила по рубежу «либералы – консерваторы». А сегодня? Дональд Трамп, например – он что, не либерал, он против свободы слова и частного предпринимательства? Может, его соперница Хиллари Клинтон критиковала его за излишний либерализм? Ничуть. Они оба либералы, но просто разные.
Современный западный избиратель определяет свое отношение к тому или иному политику исходя из его позиции по конкретным вопросам: налоговая политика, степень и способы госрегулирования экономики, пресловутые гей-браки или преподавание креационизма в школах – все это больше не идет «в одном пакете», каждый человек расставляет галочки по каждому из этих пунктов самостоятельно.
И пресловутые тесты в соцсетях, кто вы: социалист, либерал, консерватор и т.д. – по сути, такие же фейки, как и тесты «кто вы в мире «Властелина колец».
Почему так? А потому, что классический либерализм победил почти во всем мире, исключая КНДР и Саудовскую Аравию, и, похоже, постепенно завоевывает нынешние Иран с Китаем. Раскроем конституцию любой нелюдоедской светской страны, не исключая и Российской Федерации, и в самых первых ее статьях мы найдем полный и окончательный триумф либерализма: у каждого человека есть от рождения неотъемлемые права, и первейшее дело государства – ему эти права обеспечивать. И даже те, кто ругают либералов последними словами, вряд ли всерьез захотят от этих прав отказаться.
Самый частый случай, когда я получаю упрек в либерализме, выглядит примерно так. Некто приходит ко мне в блог и начинает хамить. Я стираю эти реплики, при настойчивости – баню их автора.
И тут раздается вопль: «Ах вы, либералы проклятые! Зажимаете свободу слова, не даете высказаться тем, кто с вами не согласен! Вот он, ваш либеральный фашизм!»
Казалось бы, человек перепутал. Если ему не нравится либерализм – он не должен жаловаться на недостаточную свободу слова в моем блоге. Но он критикует меня как раз за недостаток либерализма, который понимает так: он может прийти ко мне в дом и нагадить в прихожей… ну или в блог – а я должен бесконечно терпеть его выходки и даже не убирать следы его самовыражения.
Но смысл либерализма как раз в том, что у каждого из нас есть свое частное пространство и каждый вправе организовывать его на свой вкус и лад, а если хочется писать про других людей гадости – можно делать это в своем блоге. Но в своем-то неинтересно, там три с половиной подписчика и унылый флейм…
Критики либерализма обычно не против либерализма, на самом деле. Они скорее за то, чтобы либерализм раздавали лично им по талонам. А всем остальные – крепостные скрепы.
Но если слово «либерализм» уже практически утратило всякое конкретное содержание – как можно назвать то, что отличает людей с близким мне стилем мышления от их противников? Условно говоря, тех, кто видит цель государства прежде всего в обеспечении нормальной жизни своих граждан, а не в раздувании собственного величия?
Полагаю, что слово это есть, и оно всем известно. Это гуманизм. У этого слова тоже может быть много определений, но я бы выбрал такое. Гуманизм – система ценностей, в основу которой положено представление о превосходстве нужд и потребностей любого конкретного человека над любой конструкцией и абстракцией.
Иными словами, первичен гражданин, а не империя, человек, а не идея, единица, а не миллион.
Знаменитая фраза советской продавщицы «вас много, а я тут одна» – для гуманиста эти слова должна произносить человеческая личность в адрес всех партий, религий, философий, идеологий и даже государств, и в современном мире это вполне осуществимый идеал.
И в этом нет никакого пренебрежения к этим самым религиям и идеологиям – лишь признание того принципа, что не должны «щепки лететь». Можно быть сторонником коммунистической республики или православной монархии, но к каждой из этих целей можно идти по головам (или, напротив, стремиться удвоить поголовье носителей нашей самой верной идеологии) – а можно искать в ней то, что поможет людям.
Можно вспомнить, что коммунизм в своей основе обещал свободу и права трудящимся, а христианство ставит в основу всего твои личные отношения с Богом. И если из высокой идеи в результате получается расстрельный барак или казенный приют, то прекрасная цель перестала оправдывать негодные средства, знамя на этот раз собрало под собой извратителей, а не исполнителей.
Ну, а если со временем окажется, что ничего, кроме барака и приюта не выходит в принципе, придется пересматривать свою идеологию. Потому что иначе будет нечестно.
Условным «либералам» часто противопоставляют условных «патриотов», считая их принципиально несовместимыми. Не знаю, так ли это, но вот гуманизм прекрасно совместим с патриотизмом. В качестве примера приведу прекрасный советский фильм «А зори здесь тихие».
Слова старшины Васкова, по сути, и есть его главный вывод: «Мужику война – как зайцу курево, а уж вам-то, бабам…» И эти слова поколения, которое хорошо помнило войну, звучат жестким приговором фанфаронскому «можем повторить», всем этим мечтаниям о новой кровавой бойне во славу очередных чьих-то геополитических мечтаний.
В моем детстве девятого мая мы обязательно ходили к скверу возле Большого театра, смотреть, как встречаются ветераны, обнимаются, плачут, вспоминают ушедших товарищей – или, что еще трагичнее, как ходит пожилой человек с самодельным плакатом, на котором написано название его части, и не может встретить никого, потому что некому выйти в этот сквер.
Праздник со слезами на глазах – самое точное название этого дня. И нас, детей, переполняло восхищение и бесконечная благодарность к этим людям, завоевавшим для нас мир – и одновременно ужас перед тем адом, через который им прошлось пройти, который навсегда оставил рубцы на их душах.
На нынешнее девятое мая я стараюсь уехать из Москвы. Не могу. Не мое.
