Цивилизация
Во Франции прошли торжества, посвященные 100-летию окончанию Первой мировой войны. Россия могла быть в числе держав-победительниц. А история могла пойти по совершенно другому сценарию. Но Россия выбрала свой путь. Который привел ее, как было сказано, к величайшей геополитической катастрофе ХХ века. Вопрос лишь в том, что считать началом катастрофы.
Если посмотреть по прошествии столетия, без советских идеологических заморочек, то что, собственно, произошло? В результате предательских действий существенной части российской элиты, включая «карманную» думскую оппозицию и окружение императора, а также подрывной деятельности «революционных элементов» (экстремистов), было свергнута, по сути, тогда уже конституционная монархия. К власти пришли те, кто предал страну перед лицом внешнего врага, которых затем сменили заговорщики, захватившие власть путем переворота. И тут же вступившие в позорные переговоры с главным военным противником – с Германией (оставим в стороне даже разговоры о том, что большевики захватили власть, пользуясь материальной поддержкой германского Генштаба).
Страна вместо того, чтобы идти к уже близкой победе вместе с союзниками, капитулировала. И это все – ради сохранения власти заговорщиков, одержимых идеями «мировой революции», но не пользовавшихся даже поддержкой большинства населения (большевики получили на выборах в Учредительное собрание в конце 1917 года лишь пятую часть голосов). Это если вкратце.
К власти пришли люди, которые в ходе войны последовательно выступали под лозунгом «поражения своего правительства» и превращения этой войны в гражданскую (получилось). Ставя утопические идеи выше суверенитета страны. Это ли не классическое предательство национальных интересов?
Все было ради борьбы за счастье трудящихся, их освобождение, а также освобождение из «тюрьмы народов» национальных меньшинств. Оказались ли счастливы трудящиеся в большевистском «раю»? Почему через короткий исторический срок так споро устремились «на выход» «освобожденные» в 1917 году народы? Напомним и о депортированных в годы советской власти народах, каковой политики царское правительство себе не позволяло.
А теперь представьте, что в годы Отечественной войны 1812 года часть «прогрессивной общественности» выступает за победу Наполеона, оправдывая это надеждами на освобождение крепостных. А еще раньше другая «прогрессивная общественность» ради союза с «европейски-ориентированной Польшей» в начале 17-го века отвергает «самоубийственные попытки сопротивления» со стороны ополчения Минина и Пожарского. Кстати, после той победы крепостничество лишь окрепло, а при поляках его могло вообще не стать. А в годы уже Крымской войны, еще вариант, другая «прогрессивная общественность» призывает добровольно сдать Севастополь, поскольку, мол, война эта все равно несправедливая – за раздел сфер влияния, захват новых территорий и т.д. В сущности, по своим причинам Первая мировая от Крымской не так уж далеко ушла.
Пойдем дальше. Представим, что когда немецко-фашистские войска рвались к Москве или во время Ржевской или Сталинградской битвы, в результате государственного переворота Сталин был бы отстранен от власти, был бы заключен сепаратный мир с Гитлером, чтобы «получить передышку» и сохранить власть? Невозможно представить, согласен. Даже сама мысль кощунственна. Хотя известны архивные документы, свидетельствующие о том, что в первые дни Великой Отечественной войны впавший в панику и прострацию одновременно Сталин якобы не только опасался ареста «соратниками», но и был готов пойти по пути «ленинского примера» (именно Ленин настаивал на заключении капитулянтского Брест-Литовского мира в марте 1918) и «ради передышки» сдать нацистам большую половину Европейской части СССР.
Почему мы до сих пор закрываем глаза на то, что само Советское государство было создано, по сути, представителями «пятой колонны»? Которых, по идее, надо было бы повесить на фонарных столбах, но политическое безволие тогдашнего руководства страны на фоне тотальной гнилости режима не позволили это сделать. Разве не обречено было в историческом плане такое государство?
Созданное не только ради воплощения в жизнь утопический идей, но и на основе отрицания родины ради воплощения этих идей? Не тогда ли было заложено начало катастрофы уже 1991 года?
В советское время Первая мировая была «забытой войной». Не появилось ни одного памятника павшим, ее герои не имели ни льгот, ни почета и уважения при новом режиме. Кстати, и сейчас памятников героям той войны, мягко говоря, в стране немного.
Советские власти ничего не сделали для установления точных цифр потерь российской армии и населения в той войне. И дело не только в том, что Первая мировая переросла в Гражданскую, и отделить их весьма трудно. Но и в том, что наплевать было советской власти на миллионы жертв. Что она будет доказывать своими делами на протяжении более 70 лет.
Если вы погрузитесь в подсчеты разных историков в цифры прямых и косвенных военных потерь в Первой мировой, то вы увидите совершеннейшую кашу. Минимальные встречающиеся оценки упоминают 1,45 млн безвозвратных боевых потерь. Гораздо чаще встречаются другие цифры: вместе с ранеными, умершими от ран позже, пропавшими без вести и попавшими в плен – от 3 млн до 5,5 млн. При этом даже такие потери российской армии были значительно меньше, чем у Германии, как и во Второй мировой, воевавшей на два фронта, — 6,05 млн человек. Правда, встречаются оценки прямых и косвенных потерь в 8-10 млн человек (это уже вместе с мирным населением), но они кажутся сильно завышенными.
Процент потерь от численности всех мобилизованных в годы Первой мировой в российской армии был существенно ниже, чем потери Красной армии в годы Великой Отечественной.
В последнем случае оценки тоже сильно расходятся, однако сейчас многие исследователи склоняются к цифре военных потерь в 16-17 млн человек, что составляет примерно половину от общего числа мобилизованных в годы войны (более 34 млн человек). В годы Первой мировой потери русской армии составили максимум треть от числа мобилизованных (15,5 млн). Этот уровень в процентном отношении к числу мобилизованных является наименьшим из всех основных воевавших стран. Например, в Германии он составил 55%. Во Франции не меньше. В годы Великой Отечественной соотношение наших и немецких потерь будет уже совсем другим. Это к вопросу о «гнилости» царской армии.
Самые тяжелые поражения русской армии пришлись на 1915 год. Уже в следующем году (когда состоялся знаменитый Брусиловский прорыв) положение на фронтах улучшилось. Однако именно в 1915 году начались необратимые процессы в руководстве страны, активизация, прежде всего, внутриэлитной оппозиции.
Николай Второй, кажется, стал последним русским правителем, кто недооценил роль внутриэлитной фронды. Другие правители в ХХ веке этот урок выучат твердо, стараясь пресекать такие «брожения» в зародыше.
«Конфликт власти с народным представительством общества превращался отныне в открытый разрыв. Испытав безрезультатно все мирные пути, общественная мысль получила толчок в ином направлении. Вначале тайно, а потом все более открыто начала обсуждаться мысль о необходимости и неизбежности революционного исхода», — напишет позже в своих воспоминания об этом времени лидер партии кадетов Павел Милюков. К началу 1917 года стратегическое положение России было еще лучше, чем за год до этого. Страны Тройственного союза (Центральные державы) во главе с Германией находились на пределе мобилизационных возможностей, назрел коренной перелом в войне.
23 августа 1916 года Россия заключила с союзниками по Антанте договор, исключавший заключение сепаратного мира. Победа была близка. Военные возможности России, в действующей армии которой на тот момент состояло 7 миллионов человек, значительно окрепли. Как писал генерал Деникин, «силы и средства получались доселе небывалые для русских. Впервые они более чем в полтора раза превышали противостоящие германские». В целом промышленность страны работала слаженно (плюс начали поступать массированные военные поставки с Запада, прежде всего от Великобритании, хотя по масштабам они были меньше, чем в годы Второй мировой).
Российская империя – единственная из основных участников войны - обошлась без законодательного закрепления мер по милитаризации промышленности и труда. В этом плане государственное регулирование и меры по обеспечению внутренней дисциплины были заметно слабее, чем где-либо еще. В России даже не была введена карточная система, как в той же Германии.
При этом ей не грозили ни голод, ни промышленный крах. Это все случилось после Февральской революции. После которой Временное правительство тоже заявило о верности союзническим обязательствам. Перемирие с немцами в конце 1917 года заключили уже большевики. Кстати, именно это, а затем Брестский мир стали поводом для так называемой «иностранной интервенции». Не для того, чтобы «задушить пролетарскую революцию» (союзники первое время пытались даже договариваться с большевиками, хотя относились к ним подозрительно), а для того, чтобы не допустить усиления немцев. Так, британо-американский десант высадился в Мурманске, чтобы не допустить захвата немцами (они были в Финляндии) военного снаряжения, поставленного к тому моменту России.
Едва придя к власти, большевики начали переговоры с Германией о возможности заключения сепаратного мира. Даже внутри большевистской партии по этому вопросу не было единства.
Ленин в результате настоял на заключении Брест-Литовского мира, уступив немцам Польшу, Белоруссию, Прибалтику и Украину (согласившись признать ее независимость). И даже согласившись на репарации (хотя одним из лозунгов большевиков во время Октябрьской революции был «За мир без репараций и контрибуций!»).
К тому времени в войну уже вступили свежие силы американской армии (более миллиона человек), а поражение Центральных держав на западном фронте было неизбежным. Победа Антанты была зафиксирована в Компьенском лесу под Парижем подписанием перемирия 11 ноября 1918 года. Россия упустила эту победу.
Сталин в годы военной мобилизации СССР в годы Второй мировой учтет уроки Первой.
Он не только пресекал малейшие признаки фронды в рядах номенклатуры, но и развернул масштабные репрессии в обществе и армии, которые как раз ослабили и страну, и армию накануне войны. Законы об ужесточении трудовой дисциплины в годы войны, когда уголовная ответственность полагались даже за опоздание на работу, а увольнения были запрещены, не идут ни в какое сравнение с «либеральным режимом» Николая «Кровавого». Сталин по опыту революционной молодости знал, к чему ведет национал-предательство.
То, что сейчас российский лидер впервые за столетие принял участие в мероприятиях, посвященных окончанию Первой мировой войны, — важный шаг на пути окончательной ее «исторической реабилитации». Однако шаг этот вряд ли стоит считать последним.
Нам нужны не только мемориалы в память о погибших за родину в той войне, но и честная оценка действий тех, кто привел Россию тогда к катастрофе, запустив распад государственности и открыв дорогу для «великого социального эксперимента», обошедшегося стране в миллионы жизней.
История не любит сослагательного наклонения, однако произошедший в результате Первой мировой войны раскол Европы, включая образование Советского Союза, не разрешил главных противоречий между великими державами, приведших к Первой мировой войне, а создал еще больше предпосылок для еще более кровавой Второй мировой. Окажись Россия в 1918 году среди держав-победительниц наряду с другими европейскими странами, так называемый «германский вопрос» был бы решен уже окончательно в 1918 году. А «польский» вообще бы не возник. А так решение первого было отложено до мая 1945-го.
