Какая связь между заключенным ярославской колонии Евгением Макаровым (это его избивают на скандальном видео люди в форме сотрудников ФСИН) и кошками? Прямая. В эти же дни в сети оказалось другое видео, снятое двумя сестрами из Алтайского края: они разрубили котенка топором, затем дорезали его ножом, а затем выложили эти «художества» в интернет.
Причем, не видя в этом ничего зазорного и даже не подозревая о существовании уголовной статьи за жестокое обращение с животными.
Им про это не рассказали ни родители, ни школьные учителя. Что людей убивать – рассказали (потому что «а то посадят»), а вот про кошек – нет. Это не является обязательной частью системы воспитания.
После огласки и волны возмущения, поднявшейся в сети, девочки (по сообщениям СМИ – дочери главы одного из сельсоветов) удалили свои аккаунты, успев написать – «Прошу прощения у всех... мы все в шоке». А не было бы публичной огласки, девушки могли бы сделать, возможно, неплохую карьеру в масштабах края, а то и выше. Кто знает, может, еще сделают.
В ярославской колонии повторное – видимо, уже более показательное – разбирательство тоже началось после огласки (видео годичной давности было опубликовано на днях). Колонию почтили вниманием представители ФСИН из Москвы и сотрудники регионального управления ведомства. А год назад, когда к уполномоченному по правам человека области Бабуркину поступило заявление от осужденного (а именно 2 июля 2017 года), прокуратура лишь внесла представление в адрес областного управления ФСИН России. Но ничего предосудительного в действиях охранников тогда не нашли. И вообще этот Макаров сам вел себя вызывающе и неоднократно нарушал режим. Но теперь видимо, найдут. И скажут, что все равно бить заключенных нехорошо.
Про изнасилование бутылкой из под шампанского уже рассказали после известного случая в одном УВД, а про избиения – еще нет. Они же, сотрудники, могли не знать, что так поступать нехорошо.
На бытовом уровне насилие не считается чем-то предосудительным. Недаром оно было недавно декриминализировано: а то ездить, понимаешь, уважаемым правоохранителям каждую семейную драку разбирать. Мы ж не на Западе каком, дико толерантном и политкорректном. У нас и ювенальной юстиции нет, а есть великий принцип: бьет – значит любит. Так и с государством. «Органам» виднее, куда бить, по каким местам, кого и за что.
Права личности? Права человека? Это про что? Это про ЕСПЧ какой-то? У него там сплошные двойные стандарты. А у нас – один и тот же стандарт. Из века в век, из режима в режим.
И согласно ему, если человек попал в «места не столь отдаленные», то он лишается всяких прав и отдается на волю вертухаям.
На немногим более 590 тыс. заключенных в стране приходится более 295 тыс. сотрудников ФСИН, из них «начальствующий состав» – 225 284 человек. Ставят ли они целью перевоспитать человека или же, по старой недоброй традиции – унизить его? Вопрос кажется риторическим, но лишь отчасти. Потом что гуманизация системы наказаний и замена заключения, скажем, исправительными работами и другими видами наказаний, не связанными с лишением свободы, приводит в последние годы все же к сокращению числа рецидивов. В прошлом году число повторно осужденных уменьшилось на 30 тыс. человек, а число лиц, ранее уже осужденных на опасные или особо опасные преступления, сократилась на 8%.
То есть нельзя сказать, что все плохо и становится еще хуже. Однако можно сказать, что улучшения могли быть более быстрыми. А за то, что они есть, стоит поблагодарить в том числе прессу и общество, которое стало резче реагировать на случаи, подобные тому, что произошел в ярославской колонии. И успокаиваться рано.
Кто идет работать в органы охраны? Как проходит отбор? Впрочем, может ли быть достаточно строгим отбор, если зарплата сотрудников ФСИН едва ли не самая низкая среди силовых структур, составляя по стране примерно 40 тыс. рублей и имея существенный разброс по разным регионам.
Для младшего инспектора она колеблется от примерно 26 тыс. рублей (Башкирия, Саратовская область, республика Коми) до почти 60 тыс. (Чечня). Зато – власть над людьми, за это некоторые (в силу психологических особенностей) могут даже и сами приплачивать. А учитывая те не всегда самые комфортабельные для жизни места, где располагаются «места не столь отдаленные», подчас даже со скромной зарплатой, колония – это одно из немногих мест трудоустройства. Своего рода «градообразующее предприятие». Вокруг которого еще может строиться свой нехитрый (и порой не совсем «белый») бизнес.
Во всей этой системе какая-то там «мораль», навеянная какими-то там правозащитниками (в массовом сознании предстающими подчас людьми со странностями, а то и вовсе чудаками-маргиналами) и чиновниками с ненашенским названием «омбудсмены», ложатся, как та лошадь – поперек борозды. Эти все трудноуловимые «гуманитарные», «общечеловеческие» ценности, прости, господи, над которыми у нас скорее принято посмеиваться и издеваться. Не лепятся они никак на убогую жизнь убитой провинции, где один из главных работодателей — колония, где содержащимся там людям есть повод показать, что они живут точно много хуже, чем охранник, который в свои 25-40 лет, в полном расцвете сил, не смог найти себе никакого более достойного применения, чем командовать зеками. А покомандовать-то ведь хочется многим.
И, возможно, система психологического отбора, а затем регулярного тренинга, решила бы тут многие проблемы. Но к чему заморачиваться ради «каких-то зеков».
У нас полно в стране тех, кому «особый подход» нужен не меньше, а то и больше.
Конечно, далеко не все, кто идет работать в тюрьмы и колонии, в детстве мучили кошек и собак. Однако, пожалуй, большинство, кто оказывается с местах заключения не по своей воле – а именно за преступления против личности, в детстве начинали именно с животных. И никто не встретил из них, значит, на своем пути никакого общественного противодействия и осуждения, достаточно мощных, чтобы они устыдились и изменились.
О доброте к людям и животным нет отдельных уроков школе. И не просто к людям, а к людям, отличающимся той или иной «инаковостью», а подчас и инакомыслием. Их тоже надо учиться уважать и прививать это уважение с детства. Вот уроки мужества есть, а уроков доброты нет. И подчас мы свою злобу, разлитую в обществе, выдаем за суровость и мужественность. А это могут быть, на самом деле, жестокость и садизм.