«… страшно, что не увидишь, как растет твой ребенок. Никогда больше не сможешь обнять. И дочка никогда не сможет обнять тебя», — рассуждал о смерти российский журналист Аркадий Бабченко.
Вечером 29 мая его убили тремя выстрелами в спину на пороге собственного дома в Киеве.
Вдвойне обидно, когда убивают тех, кто видел войну – самую настоящую, ту, где убивают. Ту, где страшно, ту, после которой еще страшнее умирать. «Умирать, конечно же, страшно. Всегда. Если кто-то говорит обратное — не верьте. И, как по мне, чем дальше, тем страшнее… А сейчас я плохой солдат. Я жить хочу больше, чем умереть», — писал Бабченко.
Одно дело, когда журналисты гибнут в ходе боевых действий — это печальные издержки нашей профессии. Совсем другое, когда их убивают в спину, дома, как бы в «мирной ситуации». Убивать людей за слова — это одно из высших проявлений человеческой подлости.
В Киев Бабченко перебрался в феврале 2017 года, объясняя свое решение угрозами, которые ему и его семье поступают в России. Но на угрозы в полицию не жаловался. Спустя считаные минуты после подтверждения смерти Бабченко от огнестрельных ранений политики России и Украины хором начали обвинять друг друга. Украинские политики тут же обвинили российские спецслужбы.
Их логика — Бабченко не скрывал своей политической позиции, оставаясь радикальным критиком российских властей, причем резко критиковал и российский народ, публично заявляя об отсутствии в стране гражданской нации.
В России тут же припомнили другие громкие убийства журналистов — в частности, Павла Шеремета и Олеся Бузины. Кроме того, в Киеве был убит сбежавший из России экс-депутат Госдумы Денис Вороненков. Вот уже и пресс-секретарь российского президента Дмитрий Песков назвал заявления украинской стороны о якобы причастности России к убийству Аркадия Бабченко «верхом цинизма».
Убийства журналистов снимают последние моральные табу. Они, кажется, уже размыты. «Чужие» слова выдавливаются из информационного поля Украины всеми способами – арестом ли главы представительства РИА «Новости» на Украине, блокировкой сайтов российских телеканалов, запретом русскоязычных книг.
Разговоры о свободе слова в такой ситуации выглядят верхом цинизма. Тот же Аркадий Бабченко никаким образом не мог повлиять ни на ход конфликта на востоке Украины, ни на политические взгляды большинства россиян или украинцев. Разговоры в духе «кому это выгодно» абсолютно бессмысленны.
Во-первых, убитых все равно не вернешь. Во-вторых, надо устанавливать истину, расследовать преступление, а не соревноваться в политически выгодных обеим сторонам версиях. Однако как раз на установление истины шансов практически нет. Уголовное дело завели и украинские власти, и Следственный комитет России, и уже с двух сторон звучат публичные сомнения в объективности расследования противной стороны.
Особых шансов на объективное расследование громких убийств журналистов (а убийство журналиста с ярко выраженной политической позицией автоматически производит именно политический эффект, даже если оказывается бытовым), увы, при сегодняшнем отношении к журналистской профессии нет. Но вместо обмена обвинениями и взаимных политических спекуляций у властей двух стран есть шанс договориться о взаимных гарантиях безопасности журналистов в мирной обстановке (за их безопасность на поле боя во время обстрелов, разумеется, не может поручиться никто).
Украина и Россия с 90-х годов прошлого века уверенно держались в числе стран-лидеров по убийствам журналистов. Можно говорить о том, что на Украине продолжается «беспредел 90-х». С 2014 года ситуация из-за смены политического контекста стала еще страшнее: теперь каждое такое убийство автоматически воспринимается на государственном уровне и у части общества еще и как очередной акт необъявленной войны двух стран, а не просто как преступление против конкретного человека.
Мы устали хоронить своих товарищей. Разговоры о свободе слова или демократических принципах — притом, что по Конституции Украина и Россия привержены этим принципам — просто бессмысленны, когда за профессию журналиста постоянно убивают и убийцы остаются безнаказанными.
У стран и народов могут быть какие угодно отношения. Но любое уважающее себя государство в современном мире обязано гарантировать безопасность работы журналистов в мирное время. Это такой элементарный индикатор минимальной жизнеспособности государственных институтов. Убийство Аркадия Бабченко — это выстрел в спину государственности как таковой. Пока на постсоветском пространстве будут убивать журналистов за слова, говорить о нормальности государств, в которых происходят такие убийства, не приходится.
Журналист — опасная профессия. Но опасной ее делает прежде всего несовершенство государственных институтов и сознательное желание политических элит использовать журналистов, профессиональных посредников между властью и обществом, как ритуальных жертв в бесчеловечных и жестоких политических играх.
«Я бы вот очень хотел бы прокоптить небо ещё лет сто шестьдесят и умереть, наверное, где-нибудь в Долине Маринера на Марсе. Собственно, наша с вами задача — дотянуть до того момента, когда кардинальное продление жизни будет стоить сто долларов», — такие несбывшиеся мечты были у Аркадия Бабченко, журналиста и отца.
Вечером 30 мая стало известно, что информация о смерти Аркадия Бабченко не соответствует действительности. Журналист жив.