Цивилизация
Нравится мне отечественная правовая система. Хорошая она! Не идеальная, но очень хорошая! Нравятся мне наши законы. Хорошие, хоть и не идеальные. Конечно же, можно бы и получше, хотя, может, лучше уже и не надо. Интересно, кто из прочитавших это утверждение готов меня понять, а у кого возникло желание кинуть в мою сторону что-нибудь подвернувшееся под руку. Поэтому из инстинкта безопасности оговорюсь: в ней (отечественной правовой системе) много недостатков, в них (российских законах) — изобилие коллизий (они же — противоречия и нестыковки), пробелов, лакун, да и ляпы с забавностями случаются. Хотя справедливости ради, таковых забавностей меньше, нежели у наших романо-германских братьев, и несравнимо меньше, чем у наших англо-саксонских … (прим.: термин для обозначения степени родства подобрать не удалось). Причины недовольства граждан и ворчания бизнеса в другом: выполняют ли законы и система права, сформированная в высокой степени детализации, поставленные перед ними задачи, поставленные теми же гражданами, обществом (не побоюсь этого слова, гражданским), бизнесом, как российским, так и иностранными инвесторами? Вот здесь я и сам готов кинуть что-нибудь тяжелое.
При восхвалении нашей правовой системы нужна еще одна оговорка: современная отечественная правовая система не такая хорошая, как была советская! Не то чтобы во всем, но с точки зрения наличий лакун, ляпов, пробелов, противоречий и нестыковок — так это уж точно! Это наши англо-саксонские… (далее повторяется неподобранный выше термин обозначения родства) обзывали советскую правовую систему «уродцем», «гибридом», «рудиментом». Простим их, ведь и мы им термин не подобрали. И ответим: «Это была идеальная правовая система с точки зрения юридической техники». Хотя поспешим оговориться, ведь очень надеемся, что у нас никогда больше не будет такой хорошей правовой системы, каковая сформировалась в Советском Союзе.
Парадокс утверждений, скажете? Но немного воображения, и все становится понятно. Как это было? Как принимались законы в Советском Союзе? Обычно советские юристы получали базовые пакеты законов два раза в год: поздней осенью (где-то в конце октября – начале ноября) и ранней весной (в конце марта — начале апреля), не обходилось иногда без внеочередных сессий, но общей закономерности они не меняли.
В это время на сессии Верховного Совета в Москву съезжались лучшие люди страны: рабочие и колхозники (свыше 50% депутатского корпуса), инженеры и партийные бонзы, филателисты и ударники коммунистического труда, попадались экономисты с юристами, всех категорий не перечислишь. Лучшие, ведь сформировать депутатский корпус и кадровый резерв кремлевская номенклатура умела!
Ранним утром они выходили из самой большой в Европе гостиницы «Россия» и через распахнутые ворота Спасской башни (внимание: это сейчас через них могут прошмыгнуть рядовые туристы, а в те времена пройти через главные ворота страны — особая почесть!) направлялись в ныне демонтированный 14-корпус Кремля и голосовали. Голосовали правильно, то есть хорошо, то есть «ЗА!», более того — единогласно «ЗА!» А от этого законы становились еще лучше.
Брюзжащий демократический обыватель вполне обоснованно спросит, что же в этом хорошего, если «за», тем более единогласно!? Не знаю, но что уж точно, что в промежутках между этими эпизодическими сессиями десятки, если не сотни, высокопрофессиональных юристов писали законопроекты, которые потом подлежали единогласному утверждению Верховным Советом. Поверьте, они знали свое дело: тщательно выверяли, сверяли, сравнивали, анализировали, тем самым избегали тех самых противоречий, пробелов, нестыковок, лакун и ляпов. Это были в высшей степени непротиворечивые и согласованные правовые акты. Регулируя их введение в действие, скрупулезно помечалось, какие акты подлежат изменению, а то и прекращают свое действие. Ах, какая это была техника, юридическая техника: четко, выверенно, опрятно!
И при такой технике Верховный совет СССР за 50 лет (с 1938 по 1988) принял около 90 общесоюзных законов, не считая тех, которыми утверждались указы Президиума. Юридическая специальность предполагала знание этих законов, и высокопрофессиональные юристы подобными знаниями обладали. А затем пришла демократия: за три с половиной года – с весны 1990 года по осень 1993 парламент России принял более 300 законов (тогдашние законы посчитал Юрий Александрович Тихомиров).
Сегодня же человек, утверждающий, что он знает право, стал относиться коллегами к одной из двух категорий: а) «немного не в себе»; б) «самовлюбленный нарцисс».
Никто не знает современного законодательства (и вы, высокопрофессиональные юристы, тоже): у вас есть уверенность, что пока вы читали эту статью, оно не изменилось?!
Ведь как происходит сейчас процесс правотворчества, формирования права? Ежедневно, практически ежедневно наш двухпалатный парламент — Государственная Дума, Совет Федерации — и законодательные органы всех 85-ти субъектов Федерации творят право. Но и этого, отведенного регламентами палат времени катастрофически не хватает нашим депутатам: они ограничивают продолжительность депутатских каникул, лишая себя и своих близких летнего отдыха на морях! Да если бы только морского бриза! Отечественные депутессы взывают к мужской солидарности своих коллег-депутатов и просят отпустить их покормить мужей. Но тщетно. Не заботясь о сохранении семейного уюта, депутесс убеждали, что народ ждет новых законов, хороших и очень хороших. Кстати, нумерация законов ведется ныне не от «рождества демократии в России», а с 1-го января каждого года – ФЗ-1, ФЗ-2… ФЗ-100… ФЗ-300…
И это нормально. По традиции, скажу, даже хорошо! Потому что, с одной стороны, идет демократический процесс. Это предусматривает давление, лоббизм, учет интересов, написание законов на коленке, попытки принять, то есть «протащить» его сразу в двух или трех чтениях. И чем демократичнее будет законодательный процесс, тем больше коллизий, противоречий, нарушений, нестыковок. Так устроено демократическое общество. Поэтому я и надеюсь, что никогда такой качественной системы, как в Советском Союзе, у нас уже не будет. Ведь как только сократится число нестыковок и противоречий, это – сигнал, что законы опять принимаются два раза в год и опять единогласно.
Но здесь возникает еще другое переживание, связанное с резким увеличением правового материала: знать право уже невозможно, его не знает никто. И это наш с вами сознательный выбор. Когда мы в 1991-м году хотели демократии, то выбрали этот путь. Ничего оригинального, по нему уже прошли многие страны мира. Это тернистый путь регламентации всего и вся, путь к тому, что те же самые наши англо-саксонские… (с так и не подобранным термином родства) называют «полицейской демократией» и «полицейским государством». Когда обе стороны «повязаны» регламентами – это не хорошо и не плохо, это та модель, которую мы выбрали, когда формировали модель правового регулирования. Так, в административных регламентах жестко прописываются все детали. Правда, сначала мы полагали, что обойдемся тремя сотнями административных регламентов, потом подошли к рубежу в 600, а затем и считать прекратили. Их очень много на федеральном уровне, еще больше – на региональном.
Подвох здесь в другом парадоксе: детальная регламентация действий госслужащих означает не только их связанность правовыми актами, но и возможность увязать исполнение обращения гражданина с неукоснительным осуществлением последним всех требований регламента, который он тоже должен знать.
Готовы ли все мы к такому уровню юридической подкованности?!
В этом смысле весьма наглядна ситуация с Крымом. В 1991-м году российская и украинская правовые системы были идентичны: вот уж действительно сестры-близняшки. Различия были: так, для сестрички, проживающей в более холодной России, возраст регистрации брака устанавливался в 18 лет, прописанная на/в Украине гарная украинская дивчина могла обремениться семьей на год раньше. Но когда через 23 года Крым перешел из одной правовой системы в другую, мы смогли воочию убедиться в том, насколько разным было правовое развитие двух соседних стран на протяжении четверти века после разрушения СССР. Украина не пошла по пути правовой регламентации, сознательно ли, бессознательно, но не пошла, осталась в девяностых, в системе, которую англо-саксы не без иронии называют «free country», свободной от законов страной.
Когда жители Крыма оценивают плюсы и минусы воссоединения с Россией, то отмечают несомненные и многочисленные «плюсы»: помимо и наряду с патриотическим чувством и принадлежностью к российской государственности, в плюсы относят и качество жизни, социальные стандарты, изменения в инфраструктуре и так далее. А на вопрос, что вызывает наибольшее недопонимание и недовольство, сходятся в одном: обилие регламентирующего воздействия, чрезмерная бумажная отчетность и главное — стало труднее договариваться.
На Украине существовало четкое понимание, какое административное решение сколько стоит, сейчас не только стало труднее договариваться, а зачастую стало не с кем договариваться.
Что ж, и это правда. Так, мне самому всегда доставляло особое удовольствие поговорить с сотрудниками ГАИ-ГИБДД. Что я могу сказать СМСке о штрафе, поступившей на телефон в ходе длинной цепи передачи информации с камеры видеонаблюдения? Или с кем можно поговорить на сайте госуслуг?
Будет ли счастье от обилия законов? Ответ у каждого свой. А пока приходится признать, что переход количественных изменений в качественные застопорился. Вопрос качества правового регулирования – это уже не вопрос наличия законов, а проблема их неисполнения. Поэтому самое время депутатам заняться проблемами своих избирателей, поработать в регионах, депутессы получат шанс накормить своих мужей. А мы, граждане и бизнес, пока поживем при этом, пусть и несовершенном, праве, свыкнемся с его недостатками. Мы к нему приспособимся. Каждый по-своему: юристы подучат право, налоговики разберутся в налоговых ставках, предприниматели насладятся стабильностью, контролеры плановостью… Нет, все вышеозначенные не против того, чтобы право с каждым днем становилось все лучше и лучше, чтобы все вокруг было прозрачно и ясно. Но для нашей экономики сейчас лучше не так, чтобы совсем хорошо, а так, чтобы понятно: «пусть будет грязно, но ровным слоем». Законы должны быть понятными, они должны быть стабильными, они, конечно же, должны быть, но в том количестве, которое общество способно воспринять. А пока вся надежда на голодных супругов депутесс.
