На протяжении нескольких десятилетий — думаю, можно говорить уже о некоем поколенческом паттерне — у многих жителей России образ Польши создавался во многом на основании символизации поведения главной героини известного кинофильма, учительницы Нади в исполнении польской актрисы Барбары Брыльской.
Кроме польской красавицы, этот образ несли и другие продукты польской культуры, которые проникали до СССР и России — от «Четырех танкистов» по «Ва-банк» и «Сексмиссию», в советском прокате — «Новые Амазонки». Образ эстетически симпатичный, морально близкий и интеллектуально привлекательный.
И вдруг, в начале XX века, после тяжелейших поворотов судьбы, когда, кажется, все уже поделили и пережили, оказывается, что взаимной симпатии все меньше и меньше. В народном восприятии Россия и Польша прочно укрепляются друг для друга в качестве дежурного внешнего врага, ответственного за все прошлые, нынешнее и будущее беды, поражения и неприятности: распад СССР — прямой результат «плана Бжезинского», этнического поляка, дезинтеграция ЕС — российская диверсия, революция на Украине — дело рук польских империалистов, катастрофа под Смоленском — заговор кагэбэшников.
И так далее до полного абсурда.
Политическая целесообразность и пропагандистская эффектность (даже не эффективность) укрепляются в качестве основного критерия оценки не только взаимоотношений, но и самого предмета обсуждения в лице другого народа, полностью вытесняя любые его позитивные черты.
Не может быть польское кино или русский балет хорошим, так как он польский или русский, то есть вражеский — до такого уровня диалектического материализма не удалось поднять (или опустить) нас с вами ни царям, ни большевикам, ни Тэтчер с Рейганом.
В данном случае вечный «русский вопрос» (пишу в кавычках, так как поляки очень любят вытеснять собственные чувства именно в сторону восточной границы, приписывая русским те черты своего характера, которые по разным причинам не вписываются в образ идеального национального эго) — «кто виноват?», не имеет смысла.
На него нет ответа, который устроил бы обе стороны спора, а сам его поиск гарантированно превратится в идеологическую игру с нулевой суммой, в которой единственной альтернативой станет либо самобичевание, либо призывы к покаянию. Оба эти варианта не только не решают проблемы, но и углубляют подсознательную обиду, которая вытеснена глубоко в «заднюю часть» мозга растет неминуемо, возвращаясь бумерангом при обсуждении любого очередного сложного вопроса. Поэтому дискуссии о взаимном признании исторических обид и попытки деконструкции сложившихся стереотипов лично я считаю либо глупостью, либо предательством – они никогда не приведут к решению каких-либо проблем и более того, гарантированно создадут новые.
Суть проблемы, как мне кажется, имеет философский характер и неминуемо связана с развитием национальных государств в их нынешней ипостаси. Создавая и укрепляя их, мы просто огосударствили наше сознание до степени, в которой актуальные политические интересы определяют отношение не только к конкретному решению данного правителя, но и ко всему государству вместе с его населением.
Раньше было проще – политика (в смысле борьбы за власть на международной арене) делалась между правителями, дворами, элитами, а обычные люди – не имея на нее никакого практического влияния – могли продолжать воспринимать друг друга вне этой экзотической борьбы, которой увлекались говорящие на латыни или французском люди в далеких дворцах.
Парадоксальным образом, именно поэтому поляки и русские стали гораздо ближе друг к другу при коммунизме, когда всем было понятно, что рамки не только взаимоотношений, но и всех остальных аспектов жизни определяют «они» — там в ЦК и Генштабе, — а мы, вот, мы можем сесть на кухне и поговорить по душам.
И вот два — три поколения, воспитанные в таких условиях, и создали ту атмосферу, в которой Польша воспринималась через призму Барбары Брильской, а Россия как страна Окуджавы и Высоцкого.
Сам был поражен, когда летом оказался на озере в компании 50+ летних соотечественников, которые ночью у костра под гитару на прекрасном русском пели их песни.
Со слезами на глазах, без всякого принуждения и абсолютно вне политического контекста актуального состояния отношений между странами. Это не лето 1987, а 2017 года, а значит, весь этот заряд позитива (хотя это английское слово — калька, нехарактерное для славян, в наше время говорилось просто «любви») еще где-то живет.
Только вот есть ли смысл к нему апеллировать в условиях, когда любое проявление человеческих чувств к своему политическому противнику представляется нарушением идеологической дисциплины и ослаблением морально-патриотического панциря государства? Насколько можно любить/восхищаться/уважать другой народ, не выставляя собственную лояльность на испытание в условиях, когда между нашими странами проходит одна из основных линии геополитического раздела современного мира?
У меня лично есть способ, который оказывается весьма эффективным в индивидуальном плане, даже в те моменты, когда кажется, что российско – польские отношения пробивают очередное дно и нет никакой перспективы возвращения к конструктиву.
В такие моменты (а за последний месяц мне повезло), я стараюсь больше общаться со знакомыми — артистами: музыками и художниками. Человеку, погруженному в анализ политической текучки и воспитанному на истерических ток-шоу, сложно поверить, что этим людям мало о чем говорят фамилии Путин или Лавров. Зато они хорошо знают Глинку и Шостаковича, часами могут рассказывать про Станиславского и Мейерхольда и досконально разбираются в Репине и Верещагине. Для них критериями оценки людей (и в том числе качества того, кто какой поляк) является знание Достоевского, Толстого и Булгакова, а война на Украине или базы НАТО не занимают в их сознании самого ничтожного места.
Кто-то скажет, что они живут в другом, оторванном от реальности мире. Возможно, но это никак не уменьшает ощущения интеллектуального удовлетворения, морального воодушевления и духового счастья от этого общения.
Такой мир существует и, если только захотим, сможем хоть иногда, хоть частично в нем жить и, возможно, продлить его существование на будущее. Оно того стоит, потому что, политическая конъюнктура (и даже геополитический расклад) меняются быстро, и никто не гарантирует, что завтра политики не прикажут нам любить или ненавидеть кого-то еще. А вот, если спокойно сесть перед телевизором и понаблюдать за героиней Барбары Брыльской, то каждый может признать, что у нее много положительного, как и у многих поляков и россиян. Мне кажется это и есть главное, а все остальное, как говорил один из героев «Ва-Банка», — «ухо от селедки».
Автор – кандидат политических наук, журналист.