Цивилизация
Противостояние власти и оппозиции в России имеет стабильный силовой характер. Власти ответили на масштабную «прогулку» 26 марта волной арестов и серией быстрых приговоров задержанным. Но это не остановило тех, кто в День России вышел на несогласованные акции протеста с очевидным риском «жесткого задержания» с перспективой нескольких месяцев колонии по приговору суда.
В регионах, где большинство оппозиционных мероприятий были разрешены, социологи и политологи указывают на то, что их численность все равно не дотягивает до многих протестных акций, посвященных сугубо местной проблематике. На Тверскую 12 июня, по официальным данным, пришло 5 тысяч человек, на Сахарова — 2,5 тысячи. Но в том-то и дело, что последние оппозиционные демонстрации выстроены вокруг довольно размытой повестки пресловутой «борьбы с коррупцией», которая тем не менее, как выясняется, является общенациональной. Это позволяет рассуждать о том, что та волна протеста, к которой в России привыкли все политические силы, идет на спад. Общественный запрос изменился.
Налицо новое качество протеста: он становится более агрессивным — и физически, и морально.
Понятно, зачем Алексею Навальному понадобилось в разы повышать эскалацию протестов, уводя граждан с согласованных площадок на несогласованные. Для политика, стремящегося к власти, тактика понятная и эффективная: как говорят любители компьютерных игр, для перехода на следующий уровень нужно по максимуму «прокачать этот скилл».
Сравнивая с протестами 26 марта, во время столичных акций 12 июня правоохранительные органы чувствовали себя увереннее и работали слаженнее. При относительно меньшей численности участников задержаний было больше. Но это непосредственная, почти рефлекторная реакция, а особого тренда на расширение полномочий силовиков, которые могли бы рассматриваться как антипротестная профилактика, не просматривается.
Возможная причина такого легкомысленного отношения к происходящему состоит в том, что политические элиты, хоть постоянно и повторяют мантру об угрозе «цветных революций», всерьез применительно к себе ее не рассматривают. А потому видят борьбу с оппозицией скорее как одно из бюрократических соревнований, подобных, например, показательным арестам коррупционеров, на которых стремится сделать себе ведомственный капитал каждый силовой орган.
Не слишком ли это рискованная тактика, учитывая, что за нынешней волной протеста стоит не столько оппозиция, сколько реальная социальная подоплека?
Очень многие из протестующих говорили, что пришли не «за Навальным, а за правдой и справедливостью». Этот взгляд на ситуацию можно понять. Люди устали ощущать себя жертвами политтехнологий, без реальной идейной повестки. Навальный — среди тех, кто эти инструменты использует: от «работы с молодежью» через интернет до предложений «движа» на площадях с ОМОНом офлайн.
Впрочем, далеко не факт, что при нынешней экономической динамике молодые демонстранты эту подоплеку «перерастут».
А то, что им в головы оппозиционеры вложили простые, порой до популистской клишированности, ответы на все вопросы, против чего бастуете, — так «более лучших» ответов и сама власть до сих пор не предложила.
Есть, конечно, другой вариант. Руководство страны просто ждет, когда у большинства граждан возникнет реальный страх революционного сценария. И что в этот самый момент они наконец мобилизуются для того, чтобы единым фронтом поддержать сохранение стабильности. Правда, не факт, что запугать русской революцией или украинским «майданом» получится лучше.
Есть ли в распоряжении Кремля тонкие технологии в ответ на новый протестный вызов — вопрос, который возникает в преддверии «прямой линии» Владимира Путина с гражданами. Но, возможно, решение заключается не в технологиях, а в людях. Молодых людях, которые оказались активнее, чем было принято считать, и которые не перестанут задавать неудобные вопросы о справедливости.
