После антикоррупционных митингов 26 марта многим трудно отделаться от маячащего образа нового «болотного дела» — многочисленные задержанные и их родственники сообщают тревожные сведения о том, что их судьбой заинтересовались сотрудники Следственного комитета.
Однако первая реакция чиновников, силовиков и «системных» политиков на акции протестов в Москве и других городах страны заставляет предположить либо некоторую растерянность, либо довольно тонкую технологию. Сразу после появления в сети фильма Алексея Навального о премьер-министре Дмитрии Медведеве прозвучали уже привычные заявления, что это скорее спекуляции, чем расследование. А если есть факты, то надо обращаться в суд. А без суда все это политическая манипуляция.
Тем не менее еще до акций протеста депутат-коммунист Валерий Рашкин потребовал от СК и ФСБ проверить главу правительства на коррупцию. На этой неделе Медведева за молчание раскритиковал и глава «Справедливой России» Сергей Миронов.
В четверг фракция ЛДПР предложила отпустить всех задержанных на антикоррупционных митингах, объяснив это «гуманистическим подходом» и необходимостью не озлоблять молодежь.
А накануне высказалась спикер Совета Федерации Валентина Матвиенко. «Власть не должна просто констатировать либо делать вид, что ничего не происходит. Все представители власти... должны встречаться с людьми, обсуждать способы решения этих вопросов», — заявила она.
Очевидно, события 26 марта оказались самым большим внутриполитическим вызовом российским властям за последние годы.
Не в смысле непосредственной угрозы, а в смысле довольно срочной необходимости сформулировать привлекательный для общества проект на ближайшие годы. Провести президентские выборы на крымском багаже или на эксплуатации образа внешнего врага уже вряд ли получится.
Как ни странно, именно новая протестная волна может помочь властям решить собственные задачи.
Есть несколько возможных сценариев того, как события будут развиваться дальше. Если в руководстве страны придут к выводу, что гайки закручивали, закручивали, но не докрутили, то, очевидно, следует ожидать новых политических «заморозков». Для тех, кого арестовали 26 марта, это действительно может обернуться реальными тюремными сроками, подобными тем, что получили «болотники». С управленческой точки зрения это сулит очередным укреплением силовиков, и, вероятно, именно они являются главными лоббистами именно такого сценария.
Новым ведомствам типа той же Росгвардии нужно доказывать собственную нужность, старым — Следственному комитету — что они по-прежнему способны выполнять значимые политические задачи. Всему обществу в целом это обещает новые ужесточения в регулировании интернета и, возможно, в сфере образования.
Все это вместе выглядит одновременно пугающим и вероятным, но в то же время бессмысленным с политической точки зрения.
Такой сценарий не может ни мобилизовать пассивных сторонников нынешнего курса (и без них справляются), ни разрешить те проблемы, которые вывели на улицу именно молодых людей. Более того, при таком раскладе высшая власть оказывается во все большей зависимости от собственной «стражи».
Прямо противоположный сценарий предполагает разнообразные варианты «оттепели». Это проверенная историей тактика борьбы с протестами, предполагающая изоляцию, в том числе тюремную, лидеров этого движения с одновременным удовлетворением социально-политических запросов низового актива. Этот сценарий был бы хорош почти всем, если бы пресловутый запрос не включал, с одной стороны, радикального улучшения уровня жизни и налаживания работы социальных лифтов, а с другой, изменения самой системы власти, в которой, очевидно, не хватает «движухи».
И то и другое проблематично и чревато новыми потенциальными рисками: сегодня выходят старшеклассники, а завтра уже может выйти старшее поколение, недовольное резким изменением политического вектора.
Именно поэтому наиболее вероятным кажется еще одна возможная тактика работы с протестом. Она предполагает его использование в собственных целях.
Большинство нынешних дел спускается на тормозах или, по крайней мере, не доводится до состояния медийно-судебной кампании типа вышеупомянутого «болотного дела». Более того, оппозиции дают провести еще несколько подобных массовых акций, пока наконец по полной программе не включается пропагандистская кампания «остановим новую революцию». В таком случае, чтобы мобилизовать провластный электорат, достаточно отыграть повестку «стабильность против хаоса». Вот и альтернативная повестка, и никаких сценариев будущего при этом даже придумывать не нужно.
Но и у этого сценария при всей его кажущейся технологичности и даже некотором остроумии есть довольно серьезные риски. Его реализация предполагает полную управляемость любой политической общностью: что активных оппозиционеров, что пассивных лоялистов. Что никакой динамики в их настроениях нет. Что сторонники власти, как в прошедшие годы, настолько удовлетворены ее достижениями, что не замечают явных экономических провалов и ухудшающихся условий жизни. Что противники, в свою очередь, примерно те же, что были зимой-весной одиннадцатого-двенадцатого года и разойдутся по домам, стоит их лидерам в какой-то момент отказаться от «похода на Кремль» или просто затихнуть на какое-то время. Что в среде нового протеста не появится и новых лидеров, не вовлеченных в устоявшиеся политические схемы.
Имитационная политика, безусловно, эффективна, но большой вопрос, может ли она справиться с реальными проблемами, которые вывели молодых людей на площади российских городов. Вероятно, протестовать их побудили не громкие разоблачения чужой жизни, а чувство бессилия изменить что-то в собственной.