Очереди и давки в очередях на художественные выставки, кажется, одна из самых волнующих загадок российской современности.
Это куда менее понятно, чем, например, гигантские очереди к поясу Богородицы в Москве в ноябре 2011 года. Там толпы людей можно было объяснить желанием сотен тысяч верующих прикоснуться к святыне.
Но сейчас люди в будни отстаивают на морозе длинные очереди, чтобы приобщиться к прекрасному. И не уступить в этом желании другим. «Очередь на Серова» вернулась в новом облике. Про Серова нам объясняли, что он хорошо знаком народу по «Девочке с персиками», чьи репродукции украшали школьные учебники, да и вообще придворный живописец, царей писал, интересно поглядеть. К тому же такой правильный патриотический русский художник, но при этом очень человечный — да еще его выставка совпала с патриотическим подъемом на фоне присоединения Крыма.
Похожая история была и с выставкой Айвазовского, который писал свои самые известные пейзажи на крымских берегах. Но откуда взялась толпа на выставку итальянских мастеров эпохи Возрождения, среди которых только Рафаэль считается относительно известным массам? Вряд ли даже в Москве так много людей знают и любят творчество Караваджо и тем более Беллини (это художник, а не композитор — если что).
Конечно, здесь надо отдать должное эффективному пиару Третьяковской галереи, но дело, кажется, не только в нем. Тут срабатывает и какой-то другой механизм.
Да, для кого-то потребление высокой культуры становится элементом богатства и престижа. Билеты в Большой по 30 000 рублей — примерно то же самое, что золотой айфон или личная яхта, даже круче.
При этом билеты в Питере в Мариинский театр стоят на порядок дешевле, а в Александринку билеты в ложи повыше можно купить вообще по 300. Неужели у нас столько меломанов, которые хотят слышать и смотреть только прим из Большого и отличат их по голосам от прим из Александринки? Просто кто-то ходит в оперу, чтобы посмотреть и послушать, а кто-то — чтобы показать себя.
Но Третьяковская галерея — совсем не то же самое. Еще и потому, что билеты туда вполне доступны по цене.
Одно из возможных объяснений ажиотажного интереса россиян к классическому искусству связано с тем, что граждане теряют понятные культурные ориентиры. В современном мире все смешалось в кучу, и люди психологически тянутся к чему-то понятному, привычному, «похожему на жизнь», верифицированному. Такому, что точно нужно посмотреть (послушать, почитать), чтобы считаться культурным человеком и заодно прикоснуться к Великому. Можно сослаться и просто на известный эффект очереди, которая сама себя образует.
Но есть и другое объяснение.
Возможно, дело в том, что люди теряют не только культурные, но вообще любые ориентиры. Моральные, политические, социальные.
В мире постмодерна нет ничего прочного, устойчивого, понятного. Он так стремительно меняется (причем не только политически, возникают все новые гаджеты, уходят казавшиеся незыблемыми традиционные ценности, меняются представления о добре и зле), что людям хочется посмотреть на что-то, что кажется им символом стабильности. Увидеть или узнать что-то, созданное такими же людьми, что может физически пережить своего создателя.
Ведь дело не ограничивается одними давками в очередях на Серова или Караваджо. Уже пару лет в двух столицах (за всю Россию тут говорить сложно) настоящий бум научно-популярных лекций и интернет-ресурсов о науке. Среди людей в возрасте от 20 до 30 и по бытовому личному общению, и по соцсетям можно заметить тягу к искусству, философии, отвлеченным разговорам о вечных ценностях или о фундаментальных, не связанных с утилитарной жизнью, вещах. Этого не было у поколения 20–30-летних начала века. Тогда культ потребления и приземленных ценностей явно доминировал.
Этот царивший в России в 2000-е культ успеха, сменивший эпоху выживания в 90-х, когда людям тоже было как-то «не до искусства», и сопутствующий обеим прежним эпохам цинизм начинают уступать место тяге к нематериальным ориентирам.
Выясняется, что успешными, красивыми и здоровыми будут все равно далеко не все, даже если очень захотят. Что миллион долларов не делает человека умнее и, главное, счастливее.
Что сериалы или бесконечное зависание в соцсетях не избавляют от одиночества и страха смерти. Что человеку хочется каких-то духовных скреп. Но не коллективных, не назначенных сверху очередным начальством, а тех, что пробирают до мурашек по коже лично тебя.
Это не значит, конечно, что давка в очередях на Караваджо или полный зал на лекции настоящего ученого сами по себе уменьшат степень мракобесия, которого в последние годы в нашей стране хватает с избытком. Но
само желание людей находить личное спасение или хотя бы просто утешение в книгах, картинах, спектаклях, в Знании — обнадеживающая черта эпохи.
Когда кажется, что под влиянием потрясений собственной истории, пропагандистской лжи, общественного цинизма, всеобщей агрессии мы окончательно расчеловечились, что-то человеческое в нас все-таки начинает прорастать и сопротивляться.
Ведь надеяться нам не на кого. Никто не сделает нас людьми. Только мы сами. Каждый сам из себя.