Цивилизация
«Кастро жив и сражается в горах». Это шапка интервью Гелберта Л. Мэтьюза с вожаком повстанцев, изданного в «Нью-Йорк таймс» 24, 25 и 26 февраля 1957 года. Рисковый американский журналист разыскал Кастро в горах Сьерра-Маэстра после того, как кубинские власти сообщили, что его отряд разбит, а сам он убит. Это должно было деморализовать его сторонников.
И впрямь, после высадки на Кубе с яхты «Гуантанамо» прибывший из Мексики отряд Фиделя принял тяжелый бой и понес суровые потери. Но Мэтьюз первым известил мир: лидер кубинской оппозиции жив и намерен бороться с диктатурой.
Иные встретили интервью в штыки. Но многие рукоплескали и новости, и ее герою.
Кастро, беседующий с гостем из ведущей мировой газеты, походил на партизана-антифашиста — французского или итальянского сопротивленца времен недавней мировой войны.
Выглядел борцом за демократию против коррумпированной клики диктатора Фульхенсио Батисты, что наживалась на гангстерском бизнесе Лаки Лучиано и подобных ему. Его режим, установленный путем военного переворота, запретивший партии и подавлявший свободы, был не столько провашингтонским, сколько промафиозным, и американское общественное мнение его презирало.
Не то что Кастро. Его помнили с 1955-го — безбородым. И не как команданте, а как доктора права, политического зэка, молодого человека из хорошей семьи, яркого представителя среднего класса, что прибыл «поднимать» деньги на борьбу с неотесанным бывшим сержантом-каудильо, продающим Кубу бандитам. И надо сказать, он вернулся в Мексику, где готовил свою операцию, не с пустыми руками.
Так что его «гибель» многих опечалила. А то, что он жив, — порадовала. Следом за Мэтьюзом его повидали фотокорреспондент журнала «Ридерс дайджест» Дик Чапелл и киногруппа «Си-би-эс», снявшая фильм «Повстанцы Сьерра-Маэстры: история кубинских борцов в джунглях», герои коего вызвали у зрителей немалую симпатию. От них и не пахло коммунизмом. А чем же? Крепким духом борцов за демократию.
Недаром о них хорошо писали «Чикаго трибюн», «Тайм» и — в журнале Look — недавно покинувший горящий Будапешт венгерский антикоммунист Эндрю Сент-Джордж. Так что 1 января 1959 года, когда в Гавану вошли повстанцы, фотогеничные, как звезды Голливуда, американцы встретили их победный марш не со страхом, а с надеждой. На то, что красивые юристы и врачи, взявшие власть на Кубе, устроят там дружественную Штатам и, возможно, образцовую демократию Южной Америки.
Когда победитель Фидель прибыл в Нью-Йорк, он был в восторге от детской новой игрушки — ста тысяч кепи хаки с бородой на ремешке и надписью El Libertador — «освободитель».
Но встречаясь с политиками, скоро понял: демократия на Кубе потребует слишком многих усилий для сохранения с таким трудом взятой власти. Ведь это очень хлопотно: и многопартийность, и выборы, и соперничество, и конкуренция групп интересов… Тут и сахар, и энергетика, и транспорт, и экспорт, и игорно-курортно-развлекательный бизнес. Тут и Штаты с их национальными интересами и интересами корпораций… Большие. Очень большие деньги! И почти все — не твои.
А твой люфт для политических маневров и исторических свершений, о коих ты, потомок древнего рода, выпускник иезуитской школы, способный юрист и герой-партизан, всегда мечтал. Твой предел — предписанный законом срок президента (премьера, сенатора…). Глядь — и проиграл ты свободные многопартийные выборы. И нет у тебя власти. А сосед рядом: чуть что — приструнит. Разве за это боролись? Нет. Пойдем другим путем — откроем для себя марксизм, Никиту Хрущева, советское оборудование, советников, ракеты... А главное — всю полноту неограниченной власти и уникальность создателей первого в Западном полушарии государства рабочих и крестьян.
Шиш покажем наглым гринго! Обретем любовь леваков мира, всех обрерос и трабаходорес Южной Америки и, конечно, советских компаньерос. Мы в Западном полушарии им так нужны. Ведь от нас до почти любого города США ракета средней дальности летит всего ничего.
И вот 1960 год: договор с СССР — меняем сахар на технику. Дипломатические отношения. Военные поставки. Казни несогласных. Посадки подозрительных. Национализация частных (и американских) компаний. Торговое эмбарго США. В Нью-Йорке Фидель встречает Никиту Хрущева. Фото их объятий украшает обложку журнала «Огонек».
А в National Review — карикатура: над островом с надписью «Полицейское государство Куба» горбится бородатый Карабас-Барабас с жадным взглядом. Подпись: «На эту работу меня устроили американские СМИ».
Начинается мощная кампания в американских СМИ. И усиливается после краха высадки врагов Кастро на Плайа-Хирон 16 апреля 1961 года. Фидель заявляет о социалистическом характере своей революции, примыкает к Советскому блоку и вот он тут — образ злейшего врага США. Но зато героя советской молодежи.
В этом ему помогает поэт Евтушенко — едет на Остров свободы и посвящает ему стихи. Особые — вождю: «Я вам очень хочу рассказать о Фиделе…», потом – портреты борцов и: «Как, я вам ничего не сказал о Фиделе?! / Ну так вот — эти люди и есть Фидель!» Прямо как у Есенина в «Анне Снегиной»: «Скажи: кто такое Ленин? / Я тихо ответил: он — вы»…
Написал Евтушенко и поэму в прозе «Я — Куба», потом переработал в сценарий, по которому Михаил Калатозов снял пафосный фильм. Поэт гордился знакомством с команданте-ин-хефе. В книге Аксенова «Таинственная страсть» есть эпизод, где Ян Тушинский (как бы Евтушенко) пытается встретиться с ним в ходе визита в Москву. Но Фидель ему едва кивает: «А, поэт» — и идет прочь…
Ему было не до тусовок. Он тайно прилетел в Мурманск и рванул в Северодвинск — на базу подводных лодок, где осмотрел атомный крейсер. В ташкентском магазине его обслужил лично министр торговли Узбекистана. Он постоял на Мавзолее, договорился о поставках 80 танков и, главное, подписал коммюнике: «…тов. Н.С. Хрущев от имени ЦК КПСС и советского правительства еще раз подтвердил», что в случае нападения на Кубу «Советский Союз… окажет необходимую помощь для защиты свободы и независимости братской Республики Куба всеми имеющимися в его распоряжении средствами».
Фотографии крепкого, бородатого, резкого вождя обошли советскую (и не только) прессу. Он являл собой того, кого уже не хватало социализму, — молодого и энергичного лидера. Плакат «Добро пожаловать, Фидель!» с ним в кабриолете украсил журнал «Крокодил».
Кобзон в оливковой форме и наклеенной бороде поет: «Куба — любовь моя!» Слышишь чеканный шаг? Это идут барбудос! Девчонки млеют.
Он — кумир. Красавец с правильными чертами лица и сокрушительной харизмой. Его лепит Кербель. Его рисует Оссовский. И еще многие и многие. Уже при Брежневе. И после. Для советских и левых деятелей искусства он остается образцом навсегда.
Его образ неодолимого и отважного борца за справедливость не туманит даже поражение в ходе Карибского кризиса.
Какие там кризисы? Какая нищета на Кубе? Какие нарушения прав человека? Он очарователен. Перед ним не устояли ни алмазное сердце Хемингуэя, ни звездная душа Гагарина.
Фотографии их прогулок на лодке, рукопожатий и объятий облетели мир. Укрепив убежденность в великолепии Фиделя. В Америке и Западной Европе мятежные студенты вешают их на стены общежитий.
Разве может такой человек жить долго? Его друг — герой Сьерра-Маэстры — Камило Сьенфуэгос таинственно погиб в возрасте 27 лет. Другой друг, теоретик и практик мировой революции Эрнесто Че Гевара, — когда ему было 40. А на него, пишет его телохранитель Хуан Санчес в книге «Тайная жизнь Фиделя Кастро», с 1959 по 2000 год совершили от 100 до 200 покушений. А СМИ сообщают — 600. И — «ни физического, ни морального вреда», — пишет Санчес. И это тоже часть образа.
Но годы, годы… И что? Пусть над его немочью и сигарой смеются ерники всей земли. Пусть российские реггей-музыканты поют: «Грустно мне что-то за Кубу, / пожилой Фидель с седой бородой. Солнечный социализм / — призрак детства». Он да, дряхлеет. Но в Венесуэле люди Уго Чавеса в его честь называют детей. Для мира он, рожденный 13 августа 1926 года, — вечен. Ну и что, что его забывают? А о Кубе вспоминают в основном в связи с книгами Уэльбека, покупкой ее рома компанией «Перно Рикар» и визитом Обамы. О нем еще вспомнят! Когда он уйдет…
И вот его нет.
Он ушел. В те горы, где не нашими мерками меряют. Но вопрос: он и там станет биться с уже победившим мировым капитализмом вместе с товарищами по Сьерра-Маэстре, которых навсегда пережил?
Власть бывает долгой. Будет ли долгой память?
