Цивилизация
Апокалипсис откладывается. Возрождение отменяется. Экономический кризис, начавшийся два года назад, не закончился стремительным крахом финансово-промышленной системы страны и не привел к массовым социальным протестам. Но и «отскока в плюс», который Владимир Путин еще в 2014 году назвал «неизбежным», не только не случилось, но не заметно даже на горизонте.
То, что начиналось как кризис и грозило обернуться коллапсом, сегодня больше напоминает медленную, но очень уверенную деградацию.
Яркий штрих нашего времени — говядина, которая, по официальному правительственному прогнозу, превращается в «нишевый дорогой продукт».
Это, впрочем, не мешает тем же экспертам писать, что «существенного отрицательного результата воздействия продовольственных «антисанкций» не отмечается» и в том же абзаце — о том, что «смена поставщиков была оплачена поставщиками путем роста цен». «Снижение качества потребления» к числу «отрицательных результатов» они тоже не относят.
Пока чиновники, экономисты и эксперты скрупулезно высчитывают цифры — от одного до девяти — процентов возможного роста экономики, граждане страны все чаще оставляют за один привычный поход в магазин четырехзначную сумму. Порой это десятая, а то и восьмая, седьмая, шестая часть зарплаты.
Число бедных растет, растет отставание от уровня доходов граждан развитых стран, растет имущественное расслоение. Не растет только экономика.
Эксперты Высшей школы экономики вообще сомневаются, что дно кризиса уже пройдено, рецессия продолжается, и без резкого всплеска инвестиций, которые непонятно где в условиях испорченных отношений с Западом взять, еще непонятно когда мы увидим реальный рост собственной экономики.
Те, кто вчера нащупывал «хрупкое дно», теперь называют его «новой нормальностью». Денег нет, но вы держитесь.
Глава Минэкономразвития Алексей Улюкаев констатирует, что даже взлет нефтяных цен не обещает России возвращения темпов роста экономики в 5–7% ВВП. В связи с этим предлагается радоваться цифре «от двух до пяти». Проблема только в том, что этот формальный рост вовсе не делает нашу экономику мощнее, а нас всех — богаче. Ведь растут и другие страны, с более мощной, современной базой. Они создают новые технологии, имеют другой уровень производства и разработок, в общем — другую добавленную стоимость. Так что наше присутствие в мировой экономике только сокращается.
Лоск нефтяных денег слетел очень быстро, и мы вновь видим вокруг себя отсталую, неустойчивую и неперспективную сырьевую экономику.
И при этом не ясно, в каком направлении эта экономика движется и что с ней дальше делать.
Мы выпадаем из мирового развития, и делаем это по собственной вине. Западные эксперты оценивают влияние собственных санкций на нынешний кризис в 10%, наши предпочитают цифру в 20%. Но в любом случае напоминаем:
кризис предсказывали еще до присоединения Крыма и войны в Донбассе, до введения взаимных санкций и падения цен на нефть.
Эксперты предупреждали, что без изменений в структуре экономики она неизбежно будет замедляться.
И как вскоре выяснилось, есть общемировые законы, которые не обойдешь, даже если ты страна со своим «особым», неповторимым путем.
Свежая надежда — на импортозамещение и пресловутый военно-промышленный комплекс. Но ни с тем, ни с другим нет никакой ясности. Внутренний спрос все никак не вырастет: предприниматели не готовы работать вдолгую, цены растут, ни во что новое никто вкладываться не готов — либо дорого, либо не верят, что это кому-то надо.
Оборонка, конечно, ожила, только она тоже старая и больше держится на позднесоветских разработках и привычных рынках, чем на достижениях новой экономики XXI века.
Если сопоставить два обстоятельства: депрессивную экономику и настойчивое стремление играть в международной политике роль первого плана — многое становится на свои места. Что, например, наша возросшая внешнеполитическая активность имеет исключительно внутриполитическое применение в качестве объяснения того, почему временно живется трудно, а это «временно» может быть неопределенно долгим.
А также почему, например, с такой настороженностью, а то и страхом относятся к нашему «вставанию с колен» к западу от границ. Не из-за вековечной русофобии, а из-за того, что не видят в сегодняшней России особо привлекательных для себя проектов.
Мы гордимся тем, что можем выжить в любых условиях, но некоторые народы предпочитают просто жить. И не очень понимают, чему могут у нас научиться.
Очевидно, чем меньше будет наша экономика, тем больше будет громких слов о величии всего остального. Но сколько такое существование может продлиться? В любом случае лучше научиться что-то предлагать до того, как все может прийти в то состояние, что придется просить. А тем, кто говорит, что это все очередной ужастик, стоит напомнить, с каким скепсисом еще несколько лет назад относились к разговорам об экономическом кризисе.
Когда нефтяное изобилие схлынуло вместе с потоком импортных товаров, тут-то и стало понятно, на что способны мы сами и что сделали в экономике за последние полтора десятка лет. В сущности, ничего и не сделали…
