Цивилизация
Только болезнь, скорее всего, уберегла во вторник 75-летнего Владимира Ионова от приговора, аналогичного тому, что накануне был вынесен Ильдару Дадину — три года колонии общего режима за неоднократное нарушение митингового законодательства. Оба, по версии следствия, нарушали правила одиночных пикетов — единственной оставшейся формы публичного протеста, не требующей согласования.
Сделать такой пикет незаконным очень просто — любому человеку достаточно просто подойти к протестующему, и пикет перестает быть одиночным.
Именно в такой ситуации обоих и задерживали. Поскольку случалось это неоднократно, административная ответственность превратилась в уголовную, а судья назначила Дадину даже больший срок, чем просил прокурор — три года вместо двух.
Здесь, наверное, уместно сказать, что первый в России осужденный за участие в запрещенной группировке «Исламское государство» (организация запрещена в России)получил четыре года тюрьмы.
Тем временем продолжаются протесты дальнобойщиков, а движение «Синие ведерки» зовет на общемосковский митинг против расширения зоны платной парковки — под Новый год столичные власти сообщили, что за деньги придется парковаться еще на трехстах с лишним улицах за пределами Третьего кольца, причем многие из них в спальных районах.
Власти демонстрируют решимость закручивать гайки на фоне продолжающегося экономического кризиса, который дает новые поводы для протеста. Но уже не политического, а прежде всего именно социального.
Судя по динамике цен на нефть, протесты будут возникать в новых сферах и затрагивать все новые слои населения.
Потому что для кого-то экономические ужесточения и технологические новации становятся реальным вопросом выживания. Себя, семьи, детей. Для других же не менее болезненными становятся последствия внешнеэкономических действий.
Наша внешняя политика, как к ней ни относиться, — довольно дорогое удовольствие. Достаточно вспомнить, что Турция, к разрыву с которой мы мчимся на всех порах, — одна из немногих стран, с которой у России положительный торговый баланс. Был. И это не говоря о санкциях, контрсанкциях, издержках присоединения Крыма и возможных тратах на помощь Донбассу.
Парламент как не был, так и не стал местом для дискуссий. Совсем уж призрачны на этот раз надежды на партийных ораторов, которые в предвыборный год обычно хоть немного оживляются, стараясь «себя показать» и избирателю, и высшей власти.
И наверху весьма ценят «единство рядов», чтобы позволить его разрушить какой бы то ни было — системной или не очень — оппозицией.
Особенно это заметно в последние дни, когда новости о приговорах оппозиционным активистам и возможном новом деле против Ходорковского сопровождаются подчеркнуто сдержанными комментариями Кремля относительно расследования Фонда борьбы с коррупцией (организация включена Минюстом в список иноагентов) о бизнесе родственников и подчиненных российского генпрокурора.
Как известно, наша власть не любит давления: покарать кого-то может, но не по инициативе оппозиции, а по собственному почину. Любая публичная активность сразу воспринимается как давление, а потому — не приводит ни к каким действиям. Разве что сильно позже, когда о кейсе все забудут, возможно, будут выводы...
Итак, митинги не работают, и даже — в свете последних приговоров — опасны. Независимая политическая и гуманитарная деятельность не в чести. Все старые ходы записаны — чему доказательством повестка Ходорковскому. Не будет и резонансных кадровых решений, которые бы показали, что оппозиция участвует в политике, а не только в судебных процессах.
В то же самое время не дают явного эффекта и попытки дальнобойщиков добиться отмены системы «Платон». Прямые апелляции к президенту остаются без внимания, «улитки» не доползают до высокопоставленных чиновников, стояние в Химках пока не разгоняют, но упорно игнорируют.
Едва не главный риск для стабильности в стране — это совмещение социального и политического протеста. Когда в 2005 году пенсионеры выступили против монетизации льгот, их не поддержали политические активисты. Зимой 2011–2012 годов, напротив, гражданские требования разбились о равнодушие большинства: для них были вещи поинтереснее, чем «карусели» и вбросы.
В условиях неутихающего экономического кризиса две линии протеста могут пересечься быстрее, чем хотелось бы российским властям, и в сферах, которые сейчас чрезвычайно тяжело просчитать.
За четыре года политическая часть протеста заметно радикализировалась, даже озлобилась. Но дальнобойщики приехали к Москве не с политическими требованиями, а с сугубо социальными. Однако протестовать они собрались против государственного решения, а значит, если пойти на попятную сейчас, неизвестно, кто и с чем подступит к Москве в следующий раз.
И в то же время, пока растет потенциал протеста в одних группах населения, другие пребывают в убеждении, что с инакомыслящими и «иностранными агентами» нужно бороться. Судя по свежим данным опроса Левада-центра, в этом уверены 41% россиян. Государство, видимо, и дальше рассчитывает разделять и властвовать, балансируя между двумя группами — иногда сталкивая, иногда, наоборот, миря.
Вот только общество и так разгорячено яростной внешней политикой. Своими решениями власти могут превратить легкий пар в настоящий жар. Есть ли средства для его тушения?
