Цивилизация
Все королевы инстаграма перешли на новое выражение лица. И у нас тоже – и Виктория Боня селфанулась с рыбьим зевком, и Ксения Собчак, и Ольга Бузова. Теперь губки не надуваются, а «популярное лицо» выглядит по-другому – нужно немного откинуть голову назад, раскрыть рот – ну не так, конечно, чтобы «ложку за маму, ложку за папу», а томно, и в таком виде фотографироваться. Мировые Instagram (владелец компания Meta признана в России экстремистской и запрещена)-эксперты, революцию активно анализирующие, уже подсчитали, что треть девушек, делающих селфи, перешли от «дакфейса» к «фишгейпу».
Треть девушек, делающих селфи, – это армия.
В инстаграме сейчас лежит 30 миллиардов снимков, каждый день появляется 70 миллионов; в русском инстаграме по устаревшей уже на год статистике выложены 27 миллионов фотографий с тегом #девушки #селфи.
И до последнего месяца все девушки были с надутыми губами. Я думала, эту мину уже ничем не победить, и перед нами – универсальное лицо поколения. Знаете, как выглядит типичное отечественное селфи? Это двойной портрет, на нем – две девушки, обнявшие друг друга за талию, прижавшиеся щека к щеке. У обеих – ровные полудлинные волосы, обе с утиными губами. После того, как фотка помещается на страницы дев, они лайкают друг друга и оставляют первые комментарии. Одна пишет подруге: «Уау! Красотулька!», вторая отвечает: «Мы самые лучшие!», и ставит тот смайлик, у которого канареечный пятак лопается надвое от восторженной лыбы. Дело сделано.
Миллионы утиных мордочек изо дня в день, и так скоро пять лет – и вдруг какой-то рыбий зевок! С этим надо разобраться.
И если вы думаете, что тема выбрана ради пустопорожней потехи, вы ошибаетесь –
если меняется женщина, значит, меняется мир.
Много раз подступалась я к утиным губам. Трудно сообразить, почему миллионы женщин во всем мире считают красивым — нет, необходимым — делать перед телефонным фотографическим зеркалом эту странную мину. Выражение, конечно, трогательное, и щеки втянуты. А втянутые щеки – это большая женская тайна. Дело ведь не в том, что лицо кажется худее.
Помните, у Пенна Уоррена во «Всей королевской рати»: «Она смотрела на меня молча, тем взглядом, который всегда говорит: «У тебя есть то, что я хочу, что мне нужно, что я должна иметь» и еще говорит: «У меня для тебя тоже что-то есть, я пока не скажу, что, но и для тебя что-то есть». Впадинки под скулами: голод. Блеск в глазах: обещание. И оба – вместе. Целый фокус <…> И я всегда думал – с тех пор, как подрос настолько, чтобы думать, – что этим она и брала их, трогательной впадинкой».
Голод и обещание. И все же утиные губы несли еще какую-то информацию.
Это было, в общем, нестерпимое выражение лица. Глупое, детское и победительное одновременно.
И только сейчас, когда революция уже почти свершилась и когда сильна стала надежда, что утиная история кончается, стало очевидно, что истина всегда была близко. Типичная русская девочка из инстаграма – не милая принцесса Безмозгунцель с волшебной палочкой для селфи. Нет, это другой типаж. Медленно выходит она на свет, и руки ее по локоть в губной помаде – это женщина с раскатанными губами. Женщина с надутыми губами. В повседневной жизни все знают, для чего они надуваются. Чтобы вызвать в окружающих «устойчивое и постоянное» чувство вины. Главное – в мужчине.
Мужчина виноват всегда. Это главное правило семейного устройства постсоветского типа.
Возможно, тут спрятан социокультурный феномен – очевидно, без понятия невинности гендерные отношения в слободской стране не мыслятся, и невинность физиологическая заменяется невинностью, так скажем, идеологической, когда женщина априори считает мужчину более порочным существом, который должен отрабатывать свои существующие и будущие грехи. Перед его виновностью ОНА всегда невинна. Она – нравственный столп семьи.
Но даже не только мужчина – весь мир задолжал девушке с раскатанными губами. Десятые годы, наша неэлегантная, но сытая Belle Époque родила целую армию молодых людей, верящих в великую силу желания.
Но мир меняется – и пугающе быстро. Раскатанные губы женщин десятых годов, вероятно, впоследствии будут казаться прелестью и ускользающей красотой, последним подарком старомодной буржуазности.
Селфи – безусловно, часть поколенческой отдушины. В 60-е годы отдушиной были плотские связи, в восьмидесятые все пили, в нулевые – жрали, в начале десятых – стали есть и фотографироваться одновременно. И если не выключат свет, мода на самофотографирование вряд ли уйдет быстро. Потому что селфи – острое физиологическое удовольствие. Это скоротечное, но повторяемое наслаждение, сравнимое со всеми стыдными и высокими удовольствиями «отделения от себя своего».
Разумеется, есть в селфи и духовные радости – фиксация более полной включенности в жизненное пространство, и борьба со страхом небытия: если этого не показали (не сняли, не зафиксировали), значит, этого не было; но физиологические радости все равно сильнее. Так что селфи уже безнадежно трансформировало нашу «повседневную вселенную». И в ней теперь будут царить женщины с рыбьим зевком. А что он означает?
Психологи, комментирующие новое явление для The Daily Mail, говорили, что селфи-образ стал более чувственным. Так и есть. Селфи-девочка повзрослела. О модной новинке пишут: «У некоторых знаменитостей вид становится таким, будто они чем-то очень удивлены или хотят что-то сказать; у некоторых заметно приглашение к флирту». У не-знаменитостей, верите ли, точно такой же вид.
«Рыбий зевок», если кто еще не заметил, – возвращение к выражению лица пин-ап герл. Только с меньшим кокетством. Без чувства юмора.
А эти девушки рисовались ведь для того, чтобы солдат мог взять картинку или фотографию с собой и пришпилить в казарме.
«Пин-ап девочки» губы не раскатывают – они наравне с мужчинами живут в невеселой повседневности, но готовы к флирту. Томный вид и полузакрытые глаза только человеку неопытному могут показаться свидетельством воздушной отстраненности – это, наоборот, возвращение в реальность. Так что революция свершилась, переворот произошел. А если женщина начала меняться, значит, начал меняться и мир.
