Цивилизация
После долгой реконструкции вместимость Соборной мечети достигла 10 тыс. человек, еще 20 тыс. смогут молиться на прилегающей территории.
Политика властей уже давно направлена на культивирование культов. Еще в 1990-е составной частью мемориала на Поклонной горе стали православный храм Георгия Победоносца, мечеть и синагога. А одним из символов Москвы лужковской – закопанный советский бассейн и восстановленный храм Христа Спасителя.
Новый виток «богостроительства» пришелся на последние годы. Два года назад неподалеку от Соборной мечети был открыт Армянский храмовый комплекс. В известной мере в ту же тенденцию укладывается и открытие Еврейского музея, который стал частью целого этнорелигиозного комплекса в Марьиной Роще – тоже, кстати, недалеко и от мечети, и от армянского храма. Все это венчает широко разрекламированная программа «200 храмов» Московской патриархии, которую шутники метко окрестили программой строительства «церквей шаговой доступности».
Преемственность вроде бы просматривается: и тогда, и сейчас это попытка выдвинуть на первый план возвышающие символы на фоне не самых радостных реалий. Но
между культовым строительством середины девяностых и середины десятых есть и существенная разница:
если тогда открытие «молельных домов» было своего рода искуплением за антирелигиозные репрессии советской власти, попыткой восстановить разорванную связь времен, то теперь в этом просматриваются пресловутые «духовные скрепы» — еще один извод темы «особого пути» России.
В 90-е это было символом возвращения свободы вероисповедания. Сегодня, когда на эту (едва ли не единственную) свободу власть никак не покушается, строительство все новых храмов – любых религий – в обществе вчерашних атеистов подчас вызывает напряжение.
В чем причина? Ведь на первый взгляд все выглядит толерантно и даже по либеральным западным стандартам весьма продвинуто: кресты, полумесяцы, шестиконечные звезды.
Понятно, что у властей, поощряющих массовое строительство культовых сооружений, есть прагматичные резоны: имея хорошие отношения с лидерами конфессий, можно пусть и опосредованно, но влиять на паству. Но едва ли это само по себе можно ставить в упрек.
Проблема в другом. Когда в деликатную ситуацию, требующую того, что называют «тонкой настройкой» и «гуманитарными технологиями», вмешиваются бодрыми бюрократическими методами а-ля «перевыполнить план» и «взять под козырек», это воспринимается как подмена контекста реальности символизмом. Дескать, молитесь и не думайте о мирском.
Не рискует ли российское правительство и примкнувшие к нему религиозные иерархи на выходе получить не соревнование «добрых дел», а борьбу за каждый двор, парк, пустырь, которую будут вести различные группы все более атомизированного общества?
На днях патриарх Кирилл заявил, что нужно строить как можно больше храмов, несмотря на протесты местных жителей. Дескать, только так можно увеличить число верующих, которые приходят к Богу через храм. И что не надо при этом обращать внимания на протестующих – дескать, это все политика. Похоже, примерно так же рассуждают и мусульманские иерархи, которые уже не первый год просят Сергея Собянина построить мечеть как минимум в каждом городском округе.
И все попытки урбанистов объяснить, что строить мечети имеет смысл там, где верующие живут и работают (около 70% заполняющих город по крупным праздникам мусульман приезжают из близких к столице областей), их не убеждают, а обижают.
Согласно хрестоматийному мнению, все религии учат добру, а значит, чем более благоприятные условия для их развития будут обеспечены, тем меньше зла в обществе. Жаль, что эта кабинетная схема далеко не всегда работает в жизни. Одно дело – учение, другое – психология, а в иных случаях и психика его последователей. Дмитрий Энтео – яркий тому пример:
усиление роли православия в жизни страны и сотни вновь отстроенных храмов не привели пока к заметным вспышкам добра
и даже, судя по соцопросам, росту числа верующих. А вот проявлений откровенного мракобесия стало заметно больше.
Слабость бюрократической логики в таких тонких материях, как религиозная или национальная идентичность, должна быть особенно понятна нам на примере соседней Украины со всеми ее проблемами.
Двадцать лет украинское государство с разной интенсивностью, но вполне последовательно насаждало украинский язык даже в тех регионах, где он никогда не был обиходным для большинства населения. С точки зрения бюрократии это вполне логично: а как еще построить нацию с нуля? Но вот результат: стоило новой власти после «майдана» заикнуться об очередной языковой реформе, как с массовым протестом поднялся Донбасс. Дальнейшее всем прекрасно известно.
Что же станет результатом нашего культового строительства? Мир и взаимное уважение между различными конфессиями? Или новое Бирюлево в общегородских (как минимум) масштабах?
Особенно c учетом того, что все это делается в отрыве от градостроительной политики и преподносится как сакральное действие: прямо как в древние века — куда Бог указал, там храму и быть. А все, кто против, – от защитников последнего парка в районе, в который хотят воткнуть храм, до экспертов-урбанистов, подсказывающих, как осторожнее внедрять новые храмовые сооружения в спальных районах города, – объявляют врагами веры и «пятой колонной».
При этом наше светское по Конституции государство, охотно используя религию и как «скрепы», и как важный инструмент в борьбе с инакомыслием, нарочито отстраняется, когда при этом нарушаются права неверующих граждан.
Десять суток за разгром выставки в Манеже против «двушечки» за танцы на амвоне храма – свидетельство красноречивее некуда.
И это тоже не способствует созданию в обществе атмосферы терпимости и гражданского согласия.
Да, в многоконфессиональной стране только так и возможно сохранить мир — через уважение ко всем. Понятно, что как государство умеет решать проблемы, так и решает. Хотелось бы только, чтобы оно не ограничивало свою роль покровительством при возведении культовых сооружений. Религия утешает, помогает, поддерживает, а не заставляет громить выставки или еще чего похуже. Потому что религия не отменяет земной жизни и ответственности человека в ней.
