Если понимать под «политикой» сферу принятия принципиальных решений, то социалке сегодня не позавидуешь.
В нормальной ситуации, как мне представляется, отрицательная статистическая динамика является для власти четким сигналом, что надо эти цифры каким-то образом поправлять.
Очевидно, что первейшим инструментом тут являются бюджетные расходы. Вспомним, как в 2008–2009 годы, почувствовав, что достигнутый уровень жизни населения под угрозой, тогдашнее правительство бросило массу денег на так называемую «валоризацию» пенсий и поддержку занятости, были выделены средства на региональные программы реформирования здравоохранения. Я сейчас не буду обсуждать эффективность этих финансовых вливаний — важен сам факт именно такой реакции государства на начинавшийся кризис.
Кстати, тогда не был задействован еще один важный инструмент — облегчение условий для ведения бизнеса, прежде всего малого, хотя разговоров об этом было много. Напротив, была сделана попытка (частично удавшаяся) увеличить бремя страховых взносов на самозанятых, были повышены взносы в систему обязательного медицинского страхования, введены коммерческие ставки налога на недвижимость, регионам дано право устанавливать с бизнеса «торговый сбор» — уже введенный, в частности, в Москве.
И, видимо, не менее важный инструмент социальной политики, без использования которого она не может считаться эффективной — встраивание в нее и негосударственных акторов: муниципалитетов, НКО, активных граждан. Но с этим уже в конце 2000-х у нас пошли системные сбои. Местное самоуправление целенаправленно огосударствлялось, общественные организации загонялись в прокрустово ложе жестких ограничений деятельности, активность граждан не поощрялась (больше трех не собираться). И все это под флагом мифических угроз политической стабильности.
Что изменилось сейчас, в условиях новой волны кризиса? Только то, что ни о какой социальной помощи и речи не идет.
Пока наблюдается незамысловатый отъем денежных доходов населения и прямое снижение финансирования здравоохранения и образования. Практически официальное оправдание: мировая экономика стагнирует, утягивая вниз и Россию. Понятно, что такое объяснение удовлетворяет далеко не всех. Поэтому государственной пропагандой, в которой участвуют и высокопоставленные чиновники, выдвигается уточненная версия: это плата за присоединение Крыма.
Из-за этого несправедливый по отношению к нам Запад ввел санкции, на которые мы, доказывая свой статус вставшей с колен державы, ответили адекватно, запретив импорт почти всей европейской еды. Подоплека этой версии понятна: прилив патриотических чувств многократно компенсирует снижение (пока не радикальное) уровня жизни большинства. Но если заглянуть еще глубже, то власть строит свою «социальную политику» на твердом убеждении, что российский народ неприхотлив, адаптивен и спокойно воспринимает начавшие появляться проблемы своей будничной жизни, а «недовольные» загнаны в маргинальные ниши.
Ведь жили же в брежневское время без колбасы на прилавках магазинов — и не голодали! Более того, запускали ракеты в космос и своей военной мощью были почти равнозначны Соединенным Штатам.
А все эти Сахаровы и прочие диссиденты были общественными изгоями.
Надо отметить, что такая «социальная политика», густо замешанная на манипулировании общественным сознанием, пока показывает свою высокую эффективность. Народ не просто безмолвствует из-за страха репрессий: он аплодирует проводимой политике по отношению к внешнему миру и мирится с тем, что происходит с его собственным ежедневным существованием.
Это достигается обещаниями вот-вот начинающего отталкивания от дна и возвращения уже через год-два докризисных стандартов жизни.
Тем самым «социальная политика» из сферы эффективного государственного управления быстро перекочевывает в область PR-пропаганды. А это уже муляжи, мифы и пр. и пр., дающие быстрый результат в виде высоких рейтингов одобрения, но резко снижающие возможности вернуться к норме без масштабных управленческих потрясений.
О чем идет речь?
Прежде всего, о качестве человеческого капитала. Постоянная пропагандистская обработка людей, в конечном счете, никогда не приводит к успеху с точки зрения общественного прогресса. Можно указать на несколько наиболее очевидных негативных последствий.
Люди, все более озаботившись проблемами сиюминутного выживания, начинают экономить на образовании и поддержании здоровья себя и своих детей. Это резко снижает потенциал будущего социального и экономического развития. Должен напомнить о цифрах: доля людей, живущих на доходы ниже прожиточного минимума (в целом по всему населению России на второй квартал 2015 года он был установлен правительством в размере 10 017 руб. в месяц), в России увеличивается и сейчас достигла, по официальным данным, 16%.
При этом надо помнить, что прожиточный минимум — это черта физического выживания. Если же применить «социально приемлемый потребительский бюджет, отвечающий минимальным потребностям», который разрабатывает Всероссийский центр уровня жизни, то там речь идет о 25–30 тыс. руб. в месяц на члена семьи.
Ниже этого порога живет уже не менее 1/3 населения. Во многих регионах, а также в сельской местности, малых городах этот параметр зашкаливает и за 50, а то и больше процентов.
И надо не забывать, что проблема даже не в том, сколько людей попали в такое незавидное положение, а в продолжительности их пребывания в зоне ниже черты бедности.
Даже в развитых странах есть небольшие общественные лакуны, в которых накапливаются потомственные бедные, т.е. люди, которых вернуть в мир нормальных социальных отношений часто уже невозможно. Мы, так и не став развитой страной, плодим эти лакуны в огромном количестве с большой вероятностью того, что они сольются в преобладающее в населении большинство. Какая уж тут инновационная экономика? Какие 25 млн высокопроизводительных рабочих мест могут быть созданы даже не к 2020 году, как предписано указом президента, а к 2035 году?
Обработка мозгов по принципу «ничего не делай, начальство все за тебя решит, и тебе станет хорошо» приводит к потере такого важнейшего человеческого качества, как способность к взаимоотношениям с себе подобными.
Типовой россиянин считает любую политику «грязным делом», скептически относится к институту выборов, со спокойствием наблюдая, как это право у него постепенно, но неуклонно отбирают. Даже договориться друг с другом о создании ТСЖ в собственном доме, как правило, недосуг. А ведь способность к самоорганизации без отмашки сверху крайне важна не только в сфере общественно-политической активности, но и, возвращаюсь к экономике, для организации современного производства.
Враждебность по отношению к внешнему миру, синдром избранности (исключительности) также никогда к успеху не приводили. Это мы видим на примере Советского Союза. Даже современный Китай, который никогда не был открытым обществом, всем своим развитием последних лет демонстрирует тренд к избавлению от этого тяжелого наследия. А мы балуемся «антисанкциями», не считаясь с тем, что они наносят ущерб уровню жизни большинства, трещим про тотальное «импортозамещение», которое осуществить невозможно без глубокой архаизации страны. Все это сбивает людей с толку, вводит их в истерическое состояние, резко умножает конфликтность внутри общества.
Несмотря на наличие «социального» вице-премьера в российском правительстве и целого полка его подчиненных в многочисленных министерствах и ведомствах, реальная политика в этой сфере куется совершенно в других кабинетах. Это колоссальная управленческая ошибка, которая лишь усугубляет реальную социальную ситуацию.
Может ли такое положение продолжаться годами и даже десятилетиями? Вполне. Посмотрите на Аргентину и Венесуэлу — очень богатые природными ресурсами страны, в которых подавляющая часть населения уже не одно поколение живет в нищете и малообеспеченности.
Есть ли у нас шанс вырваться из такого недостойного положения? Пока он, увы, не просматривается. И дело здесь даже не в отсутствии необходимого количества денег на социальные программы, а в природе государства российского, которое заточено на обслуживание самого себя.
Население — не более чем расходный материал. Так было во времена всех российских «эффективных менеджеров» — от Петра I до Сталина. Застойность времен Брежнева — в том же ряду.
Просто изменились методы эксплуатации человеческого капитала. Сейчас, после очень короткой попытки изменить это положение во времена горбачевской перестройки и раннего Ельцина, появляются признаки возвращения в прежнюю историческую колею.
Это несет огромные риски отбрасывания России с нынешней позиции влиятельной региональной державы к обидному статусу мирового захолустья. Напоминать о себе нам, видимо, придется только наличием ядерного оружия.
Автор — доктор экономических наук, замдиректора по научной работе Института мировой экономики и международных отношений, член правления Института современного развития, член Комитета гражданских инициатив