Цивилизация
Лишь 4% респондентов искренне верят, что чиновники всегда говорят правду, еще 17% полагают, что они не врут по большей части. Свыше 40% уверены, что госслужащие врут всегда или почти всегда. И у 34% складывается ощущение, что бывает по-разному: иногда правду скрывают, иногда нет.
Возможно, наши сограждане меряют по себе, а точнее, по своим представлениям о других «обычных» людях: 37% верят окружающим, тогда как 17% не верят категорически.
Однако, судя по стабильно высоким рейтингам действующей власти, правдивость и не входит в число показателей, по которым граждане оценивают ее работу.
Возможно, причины стоит искать в глубинных особенностях нашей культуры, которые возникли задолго до нынешней власти и благополучно переживут и ее саму, и нас с вами. Правда – это наша национальная гордость, можно сказать, наш национальный бренд наряду с баней, водкой и медведями.
«Не в силе Бог, а в правде», — универсальная культурная формула, приписываемая князю Александру Невскому и переделанная под нужды современного поколения талантом Алексея Балабанова: «В чем сила, брат? – Я думаю, что сила в правде».
В середине XIX века философ Николай Михайловский прояснил тонкую разницу между настоящей «правдой» и простой «истиной»:
«Всякий раз, как мне приходит в голову слово «правда», я не могу не восхищаться его поразительною внутреннею красотою. Такого слова нет, кажется, ни в одном европейском языке. Кажется, только по-русски истина и справедливость называются одним и тем же словом и как бы сливаются в одно великое целое».
Здесь, похоже, и начинается самое интересное. Пока мы культивируем некую высшую правду, на Западе скрупулезно добиваются именно истины.
Билла Клинтона осуждали за интимную связь с практиканткой, но судили за ложь под присягой. Оно же, это вранье, сильно увеличило недавний приговор молодой американской учительнице, которую под немалое возмущение российских блогеров отправили за решетку на двадцать с лишним лет за сексуальную связь с несколькими 17-летними учениками.
Там таблоиды стали одним из важнейших двигателей демократии, у которых не было никаких ограничителей, как у некоторых наших, на освещение жизни президентов, премьеров и церковных лидеров. Потому что истина – это всеобщая прозрачность как гарантия всеобщей же безопасности, ограниченная лишь рамками частной жизни, барьерами «прайвеси». Но и они либо так же прозрачно прописаны в законе, либо определяются гласным решением суда.
Эти истории — когда на поверхность вытаскивается все о человеке, вплоть до его детей и внуков, если он заявляет о намерении идти в политику, — поражали европейцев, посетивших Америку, еще в XIX веке. Но они совершенно непонятны российскому восприятию: Америка не допускает вранья. Правду, и ничего, кроме правды. Это как одна из заповедей американского общества.
У нас не так. Совсем не так. Мы вкладываем принципиально другие смыслы и в слово «правда», не говоря уже о сакральной для русского человека «справедливости». Слово «истина» вообще будто не существует в российском лексиконе – где она, эта истина, в чем?
Государство легко и непринужденно расширяет список сведений, относящихся к гостайне, включая в него потери военнослужащих в мирное время, без всяких протестов со стороны общества. О том, как реально живут наши высшие чиновники, мы узнаем в те редкие моменты, когда личные фотографии попадают в интернет. А скоро может не стать и того, благодаря принятому «закону о забвении» в интернете.
Все это широкую общественность, похоже, не волнует. Казалось бы, какое уж единство истины и справедливости?
Видимо, все дело в том, что говорить нужно не столько об истине, сколько о целесообразности. Ну да, врут – а кто не врет? – спрашивает обыватель. Если врут — значит, надо, значит, есть государственный интерес, мы ведь тоже не от хорошей жизни обманываем. Иногда супругов, иногда бизнес-партнеров, иногда начальников, часто – то самое государство. А чем оно хуже?
В непонимании этого несложного, в общем-то, рассуждения, возможно, кроется одна из ключевых ошибок российской либеральной оппозиции. Она требует, чтобы «они» — представители элиты — жили как «мы» — обычные граждане, то есть не врали и не воровали. А «мы» зачастую на самом деле если и недовольны чем-то, то только тем, что не живем как «они», то есть не можем себе позволить врать и при случае воровать без последствий.
Как это говорится на наших застольях: чтоб у нас все было, а нам за это ничего не было!
Может показаться, что такая система будет существовать вечно: все всё про всех знают и всем удовлетворены.
В этом смысле особенно трогательно смотрится стабильная уверенность 56% граждан, что до президента не доводят полную и правдивую информацию о состоянии дел в стране. Получается, что он единственный на всю Россию человек, которому что-то неизвестно.
Проблема в том, что такая система действительно обеспечивает некоторый уровень общественного комфорта, но на довольно низком уровне. После пережитых потрясений, подобных войне, революции или распаду страны, его с лихвой хватает: живите сами и не мешайте жить другим. Но проходит время – и развитию всеобщая погоня за своей личной «правдой» начинает мешать.
И тогда возникают вопросы, почти всегда, в итоге, к власти: а почему у нас все так? И русская история заходит на очередной круг потрясений.
Попытавшись недолгое время жить по правде истине, мы поняли, что не получилось, и решили вернуться к своей правде, домотканой. Где все делают вид, что что-то делают. Одни — что заботятся о народе, другие — что благодарят за это заботящихся.
Но однажды и этой мнимой, якобы взаимной заботы недостанет. И тогда результат окажется таким же, как и всегда. Бывают моменты, когда все устают делать вид.
