Вопреки расхожему убеждению, что власть у нас не любит принимать непопулярные решения, на этой неделе она такое решение, кажется, приняла — решив уничтожать санкционные продукты.
Делать это будут «любыми доступными способами», но в рамках законодательства об охране окружающей среды и «в присутствии не менее двух незаинтересованных лиц», сказано в соответствующем постановлении. Процесс в обязательном порядке будут записывать на видео. Так что потом наверняка покажут все это по телевизору.
Решение об уничтожении санкционной продукции будут принимать сотрудники Федеральной таможенной службы, Роспотребнадзора и Россельхознадзора. Кто будет при сжигании продуктов понятыми, этими самыми «незаинтересованными лицами», правительство не уточняет.
Идею предложил недавно назначенный министр сельского хозяйства Александр Ткачев. За сто дней в роли министра отрасли, от которой мы отчаянно ждем успехов в импортозамещении, это его самая запомнившаяся населению инициатива — сжигать «вражеские» продукты на границе.
Раньше грузовики с санкционной едой просто отправляли обратно, теперь ее будут публично ликвидировать.
Так, в отблесках костров, в которых сгорают хамон с пармезаном, Россия отпразднует год своих продовольственных антисанкций.
Интересно, какие чувства у людей будут вызывать эти эпические картины костров из еды?
Костры, на которых уничтожается европейская еда. Свежая. Вкусная. Ничем не зараженная. Не опасная для здоровья. Но вредная идеологически.
Пока люди отреагировали на эту идею очень болезненно. Дискуссии в соцсетях не утихают уже неделю, собираются подписи с просьбой президенту отменить указ. И даже близкие к власти политики робко предлагают поискать гуманные альтернативы — например, отправлять санкционные продукты в детские дома или в Донбасс в качестве гуманитарной помощи. Что было бы по-своему даже изящно — пусть Запад, который, по версии России, ответствен за события на юго-востоке Украины, и подкормит тех, кто страдает по его вине.
Но было приказано уничтожить — чтобы не досталось никому.
Мы живем в стране, веками не евшей досыта. Пережившей не один «голодомор»: в частности, страшный голод в Поволжье в 1891 году, в 30-е годы ХХ века на нынешней Украине и в Центральной России, блокаду Ленинграда с сотнями тысяч голодных смертей.
Блокадники до сих пор никогда не назовут корку хлеба «коркой». Говорят ласково — «корочка».
Совсем недавно, в мае, мы праздновали 70-летие окончания войны. У тех, кто пережил войну, и их детей принципиально уважительное отношение к еде. Но не только у них — идея о том, что бросать или уничтожать еду грешно, объединяет у нас либералов и державников, богатых и бедных, передается из поколения в поколение. Мы все помним, как наши мамы и папы строго заставляли нас доедать все до конца и ни в коем случае не выбрасывать то, что не доели.
Но дело не только в исторической памяти. Большинство россиян и сейчас живут не настолько богато, чтобы уничтожать продукты. Количество бедных в стране опять стремительно растет вместе с ценами. Пенсионеры в ужасе смотрят на ценники, примеряя к ним свои тощие кошельки со скудной пенсией.
Разумеется, несколько грузовиков с европейским сыром не накормят Россию.
Но этот публичный акт уничтожения еды, который, видимо, должен устрашать контрабандистов, в основном будет пугать население собственной страны.
В этом слишком много символизма. Именно так обыватели могут почувствовать приближение настоящей войны.
Радоваться пожарам из заморских сыров, яблок или мяса нормальному человеку довольно сложно в принципе. Этот жест вообще не очень отличается, по сути, от сжигания книг. Мы показательно уничтожаем труд людей. Причем не Обамы с Меркель, а простых фермеров, сельхозрабочих, доярок. Таких же, как наши. Далеких от геополитики и «войны миров». Получается, они нам теперь тоже враги.
Причем от этих костров продовольственной инквизиции санкционная еда в России, скорее всего, полностью не исчезнет. Если были дырки на таможне, куда эти продукты проникали раньше, нет никакой гарантии, что сейчас в печах сгорит весь контрафакт. Как раз при таком подходе делать черный бизнес будет легче — отправленную назад машину еще можно идентифицировать. Отследить, куда она увезла товар, который завернули. При сжигании проверить, сколько чего уничтожили, практически нереально. Потом легко продать якобы сожженную «по документам» еду уже как российскую. Даже ввозить ее контрабандой уже не обязательно.
Впрочем, не мы первые сжигаем продукты во имя абстрактных высоких целей. В истории такое уже бывало. Достаточно вспомнить хотя бы знаменитую «гекатомбу» — жертвоприношение богам в Древней Греции, первоначально состоявшее из 100 быков. Позднее гекатомбой называлось всякое значительное общественное жертвоприношение, в переносном смысле — огромные жертвы войны, террора, эпидемий.
Впрочем, греки были люди практичные: богов они чтили, но мясо сожженных быков исправно съедали, оставляя «олимпийцам» сожженные шкуры и кости.
Кого хотят задобрить своими гекатомбами российские политики?