Цивилизация
Смерть ей к лицу
«Битва за Севастополь» — фильм о реальном человеке, легендарном снайпере Людмиле Павличенко, уложившей более 300 немцев и в 1942-м отправленной в США агитировать за открытие второго фронта. Там она познакомилась с Элеонорой Рузвельт и стала первым советским человеком, переступившим порог Белого дома. Впоследствии Людмила принимала первую леди США у себя в Киеве, в двухкомнатной квартире.
Картина, приуроченная к 70-летию Победы и, по мнению авторов, обещающая стать блокбастером, вышла в немыслимом для отечественного фильма количестве копий — 2 тыс. Для сравнения: распиаренный «Сталинград» вышел в количестве 1,8 тыс. копий, скандальный «Левиафан» — чуть больше 600. При этом фильм также вышел в прокат и на Украине под названием «Незламна» («Несломленная»). Он идет на русском языке с украинскими субтитрами. Главная героиня родом из Белой Церкви, что под Киевом, украинка, и наверняка многие украинские зрители пойдут из понятного любопытства — что там наснимали русские про нашу соотечественницу?
Героиня «Битвы за Севастополь» Людмила Павличенко сыграна симпатичной женщиной и хорошей актрисой Юлией Пересильд так, что хочется тут же начать искать у нее вторичные и первичные мужские половые признаки. Злобная, вечно насупленная. Судя по рассказам, Павличенко действительно была несгибаемой, но тогда и изначальный замысел «Битвы за Севастополь» — показать ужас войны через призму женской судьбы — ломается на глазах.
Война, получается, была тем единственным местом, где Людмила Павличенко чувствовала себя при деле.
Авторы вроде бы всеми силами стараются расписаться в своем антимилитаризме, для чего разбрасывают по экрану оторванные руки-ноги и кишки, измазывают лицо героини кровью и заставляют ее возлюбленного погибать, прикрыв ее своим телом. Но главный ужас кроется не в смертях и не в крови, а в их исключительной предсказуемости. Каждый персонаж здесь несет на себе печать собственной судьбы, которая выписана на лбу большими буквами.
Ясно, что не выживет мачо-комбат, первая любовь героини на войне (это, кстати, самый живой, самый настоящий персонаж фильма — его играет Олег Васильков). Понятно, что суждено погибнуть добрейшему напарнику Людмилы снайперу Леониду (Евгений Цыганов). Ну а про врача-еврея Борю (Никита Тарасов) и говорить нечего — как только появляется в довоенной части фильма его семейство с фаршированной щукой и картавым «р» наперевес, сразу ясно: не жильцы. Особенно влюбившийся с первого взгляда Борис — врач и альтруист. В блокбастерах такие геройски погибают первыми.
Упрощенность, переходящая в примитивность, от которых не спасает даже неожиданный саундтрек — «Кукушка» Цоя и «Обiiми» Вакарчука, расставляют в картине совершенно иные акценты, нежели изначально хотели авторы. Понятно, что им в голову не приходило показывать героиню монстром, находящим фанатичное удовольствие в убийстве. Но красок в запасе у авторов слишком мало, оттого написанная одним цветом Павличенко в первой половине фильма больше смахивает на фаната оружия и стрельбы вообще, во второй — на одержимую жаждой мести за убитых возлюбленных фурию.
Обаяния, даже отрицательного, в героине найти так и не удается, поэтому так и остается за кадром: кого и за что в этом фильме мы должны любить? По ком горевать?
«Я пришоль, штобы приносиль вам шнапс»
К этому моменту успел пройти по экранам «Батальонъ» Дмитрия Месхиева, приуроченный к 100-летию Первой мировой. Известный исторический факт о женском «батальоне смерти», посланном Керенским поднять упавший ниже окопов дух русского воинства, стал для Месхиева основой сценария о прекрасном желании девушек умереть за родину, не задавая лишних вопросов.
В фильме два главных жирных восклицательных знака, на которые наматывается весь фильм: первый — фанатичное желание героинь фильма мгновенно броситься в бой, второй — сама война, о которой в фильме вообще ничего не сказано.
Первая мировая до сих пор была тайной за семью печатями, табуированной темой, которую старательно обходили в школе. Все, что нам позволительно было знать в школе, — это тезис Ленина о «перерастании мировой войны в войну гражданскую». Что-то рассказывали про Брестский мир. Что-то — про Антанту. Что-то — про непонятные братания. О роли России в войне мы не знали вообще ничего, равно как и о том, кто и, собственно, на кого нападал.
Поэтому уверенные речи главной героини фильма, женщины с мужским голосом, бой-бабы Марии Бочкаревой (Мария Аронова), возглавившей женский батальон, о подлых немцах, которые «топчут русскую землю», кроме недоумения, вызовут разве что возмущение. Коль скоро фильм делали для широкого (читай — не слишком образованного) зрителя, то, быть может, хоть намеком бы шепнули с экрана, что за немец такой в 1917-м топтал землю русскую? Кто топтал? Зачем топтал? По чьему приказу топтал? Не дают ответа.
И не дадут — не нужен ответ. И вопросы не нужны. Нужен новый виток ненависти к врагу — любому. Известному. Неизвестному. Знакомому. Незнакомому. Заграничному. Внутреннему.
Но пробудить эту ненависть легче всего, разумеется, с помощью врага уже известного. На памяти русского человека злейший враг — немецкий фашист. То, что он на всякий случай перекочевал в 1917-й, в мантры героинь «Батальона», говорит только о том, что авторам не слишком важно, какого врага должен ненавидеть зритель. Главное — врага и главное — ненавидеть.
В «Батальоне» карикатурны все герои — начиная с глупого злого Керенского (Марат Башаров) и кончая каждой дамой в шинели. Между ними бултыхается с десяток уморительных персонажей в виде пьяных ленивых солдат, героических офицеров, ринувшихся в бой в приливе подаренного женским батальоном вдохновения, трусоватого прячущегося полковника. Но кульминационный персонаж, конечно, противник. В «Батальоне» он материализован в образе того самого собирательного немца, топчущего землю. В руках у него — корзина, из которой торчит бутыль шнапса. «Я пришоль, штобы приносиль вам шнапс», — говорит словно сошедший с рисунка Кукрыниксов солдат.
И зритель просто обязан сразу скумекать, что Россия не могла не выйти победителем в войне против такого врага. Что, собственно, и требовалось доказать на государственные деньги.
Пока, впрочем, фильм отбил только две трети своего бюджета, заработав в прокате $7,5 млн при бюджете $10 млн. Это, между прочим, несмотря на публичное признание в любви к этому фильму посмотревшего его президента. Раньше такие признания служили надежным подспорьем прокатной судьбы.
Гламурные «Зори»
Ближе к 70-летию Победы случится также давно ожидаемое печальное событие — ремейк фильма «А зори здесь тихие», снятый Ренатом Давлетьяровым. Важность этой картины для государства очевидна: Минкульт дал ей «зеленую улицу», пообещав в этот день не допускать больше никаких премьер. В результате по просьбе министра премьера блокбастера «Мстители: Эра Альтрона» перенесена на неделю. Правильно — чтобы не мешался. Импортозамещение.
У Давлетьярова с кино вообще не слишком получается, но момент ухватить он умеет. И ремейк фильма Станислава Ростоцкого по повести Бориса Васильева, над которыми плакали даже самые гордые, сейчас, апгрейдившись, выходит в нужный момент в нужной упаковке. Главные роли исполнили симпатяга Петр Федоров и пять девушек — все как на подбор звезды. Авторы полагают, что молодежь клюнет на знакомые имена и заполнит собою кинотеатры, позволив окупить $7 млн бюджета. Авторам вторит Владимир Мединский, объяснивший в одном из интервью, что фильм «рассчитан на тех, кто не смотрел советскую картину и не читал книгу».
Для всякого носителя массового сознания женщина рождена, чтобы любить и рожать, рожать и любить.
Умирать на войне — мужское занятие. Гибель женщины на поле боя — глобальный когнитивный диссонанс, вселенский нонсенс, нарушение природного равновесия.
А кино, в котором женщина без сомнений и вопросов идет на смерть за Родину, безусловно, должно усиливать ненависть к войне: женщина как существо более слабое вызывает сочувствие куда легче, чем мужчина. В российском кинематографе это равновесие поддерживалось долгие годы — женские персонажи в экранных военных условиях исправно работали на главный послевоенный тезис: «Лишь бы не было войны!» Собственно, этот тезис и был осевой смысловой линией всякого военного фильма. Оно и понятно: Советский Союз долго отходил от последствий Второй мировой, и советское кино еще долго творилось фронтовиками или теми, кто ребенком пережил войну.
Даже комедии военных и первых послевоенных времен, где фигурировали женщины в шинелях: «Небесный тихоход», «В шесть часов вечера после войны», «Беспокойное хозяйство» — содержали в себе оторопь перед этой несправедливостью — женщиной на войне. В более позднем советском кино, когда после победы прошло уже достаточно времени и главная трагедия XX века поддалась первому серьезному художественному осмыслению, черная горечь от присутствия женщины в окопах еще больше сгустилась. Кончились военные комедии, женщина в военной форме уже не просто комментировала своим присутствием тезис «Лишь бы не было войны!», она стала исключительно трагической фигурой, призванной сконцентрировать в представлении зрителя кошмар всякой бойни.
Вспомним женские образы в фильмах «В бой идут одни старики», «А зори здесь тихие…», «Альпийская баллада», «Проверка на дорогах», «В небе «ночные ведьмы» — они были начисто лишены даже малой толики юмора.
Тем временем западное кино гораздо в меньшей степени эксплуатировало образ женщины в шинели. Для зарубежного — европейского и американского — кино главной сущностью женщины на войне оставалась ее изначальная, женская сущность. Женщина здесь была призвана разбавлять черные краски, оттеняя кровавую суть войны. Поэтому, как только на экране в западном фильме появлялась женщина, становилось ясно: сейчас речь пойдет о любви, верности, страданиях. «Касабланка», «Мост Ватерлоо», «Бабетта идет на войну», «Рим, открытый город» — везде женщина оставалась спутницей и помощницей солдата. Только в более позднем зарубежном кино стали появляться женщины, выполняющие «мужские» функции, — в «Бесславных ублюдках» Тарантино, «Черной книге» Верховена.
Но война в России в последнее время становится фундаментом, на котором пытаются строить национальную идею. Поэтому фильмы, подобные «Василисе», «Батальону» или «Битве за Севастополь», работают исключительно на милитаризацию общественного сознания, необходимого в стране именно сейчас.
Нас уверяют, что история России — это лишь доблестная история русского оружия. И что только славное прошлое (а другого у России отныне быть не может) обеспечит ей славное будущее. Тот факт, что недавно созданное Российское военно-историческое общество возглавил не кто-нибудь, а министр культуры, говорит лишь о прочном соединении в общественном сознании милитаризма с такой традиционно «мирной» сферой, как культура.
Автор — журналист, кинокритик
