Сегодня «нормандская четверка» созвонилась в очередной раз, лидеры стран высказались за «устойчивый характер режима прекращения огня в Донбассе». Ощущение, что дипломатические переговоры идут своим чередом, а война – своим.
И эта параллельность ситуаций — мира во время войны и войны во время мира — выглядит особенно ужасающе. В XXI веке, в центре европейского континента, в тысяче километрах от Москвы и пятистах от Киева, люди стреляют друг в друга из автоматов, пулеметов, артиллерийских установок, скидывают друг на друга ракеты. Получают ранения и гибнут.
Одна сторона иронизирует на тему того, что «вчерашние шахтеры и трактористы» побеждают нацгварию, а вторая – торжественно награждает героев, доблестно вышедших с техникой и вооружением из дебальцевского котла. С таким воинственным настроем не то чтобы закончить войну, даже заморозить конфликт на время не получится.
От этой войны, кажется, никто еще не устал так, чтобы ради мира признать себя хоть в чем-то побежденным.
Во время чеченских войн, которые вела Россия, в обществе постепенно распространялось убеждение, что чеченцы понимают только силу, что у них другой «менталитет», что они не такие, как мы. Теперь у украинских пользователей соцсетей то и дело проскальзывают суждения о том, что в Донбассе, оказывается, живут не обычные какие-то люди, а гопники, что воюют они исподтишка, что так они «привыкли у себя в шахтах», что они понимают только силу и далее по тексту.
И ведь что характерно: в обоих случаях война велась вроде бы за сохранение единой страны. Но выходит, важна территория, а живущие там люди — нет.
И в этом главный ужас тех на первый взгляд возвышенных идей, во имя которых проливается кровь. Где-то в глубине они бесчеловечны в самом буквальном смысле: в них нет места конкретному человеку, только массам и статистике.
Маркер этого обесчеловечивания не перепутать: как только речь заходит о «колорадах» и «укропах» — человека больше нет.
Люди с мешками на голове с обеих сторон, допросы и издевательства в прямом эфире — вот уже много месяцев все это укладывается в логику военного времени. Диванные наблюдатели, кажется, уже не столько сочувствуют жертвам этой войны, сколько болеют за «наших» — кого там больше погибло: «ватников»? «укров»?
В интернете полно фотографий трупов украинских военных и ополченцев, комментарии под которыми читать опасно для психики. Как будто бы эти смерти – не более чем баллы, начисляемые воюющим сторонам: минус сто силовиков, минус сто сепаратистов.
Люди подхватывают лексику военных: уничтожено столько-то живой силы противника, ликвидировано столько-то боевиков, и, впроброс, погибло столько-то мирного населения... В лучшем случае относясь к этому как к сухой статистике, в худшем – испытывая откровенную радость, когда убивают «чужих».
В многочисленных ток-шоу — что украинских, что российских — сообщения о том, что на фронте погибло сто, двести, тысяча человек с противной стороны, вызывают бурные и искренние аплодисменты собравшихся. Чему они аплодируют, если до большинства присутствующих грохот снарядов долетает только по телевизору и жажды кровной мести они вроде испытывать не должны? Получается – просто радуются смерти людей, которые волею судьбы оказались втянуты в эту, откровенно говоря, позорную братоубийственную войну.
Мы ужасаемся кровавой резне, устроенной экстремистами из группировки ИГИЛ (организация запрещена в России), и разводим руками: зачем, почему, как они могут? И не замечаем, что наши собственные рационально выстроенные институты, политические идеи и практики становятся фиговым листком для варварства. Ведь под боком у нас происходят не менее страшные события.
Сегодня по улицам Луганска должны были провести захваченных в плен украинцев. Видимо, аналогичный парад в Донецке, где плененных проводили по площади, а окружающие люди кричали им вслед проклятия, пришелся организаторам по вкусу. Правда, за несколько часов до назначенного времени парад все-таки отменили, объяснив это тревогой за судьбу военных, дескать, жители могут растерзать их прямо на улице.
За всем этим кроется ненависть, облеченная в форму псевдопсихологии: мол, насилие в природе человека, ничего с этим не сделать.
Это чрезвычайно удобное военнобязывающее смирение легко опровергнуть словами прошедшего концлагерь психолога Виктора Франкла: «Если мы рассматриваем человека таким, какой он есть, мы делаем его только хуже. Но если мы его переоцениваем и думаем о нем лучше, чем он есть, мы способствуем тому, чтобы он стал тем, кем он может быть. Только идеалисты в итоге оказываются настоящими реалистами».
В нас действительно сидит глубинное насилие, но с ним нельзя ни смиряться, говоря, что бороться бессмысленно, ни игнорировать, бесконечно кичась собственной цивилизованностью.
Аргумент «На войне люди гибнут, а как иначе», то есть объяснение варварства прагматикой работает на самое людоедское в человеке. Не только «сон разума порождает чудовищ», разум тоже порождает. Это хорошо описали философы Делёз и Гваттари: «У бессознательного есть свои кошмары, но они не антропоморфны. Это не сон разума порождает чудовищ. Наоборот — бодрствующая, бессонная рациональность».
Неужели война должна прийти в каждый дом, чтобы люди, аплодирующие сегодня смертям, поняли, как это страшно. Чтобы до каждого дошло, что завтра убитым на этой войне может быть твой сын, отец, брат, сестра. Человек.