Цивилизация
— Современные дети почти перестали читать, литературу они осваивают в пересказах. Ясно, что преподавать этот предмет по-старому нельзя. А как нужно? Предлагает ли концепция решение этого вопроса?
— Боюсь, что концепция появилась как реакция на недавно написанную и выложенную для обсуждения «Примерную программу по литературе для 5–9 классов». Эта программа составлена практикующими учителями.
Вместо громоздкого списка обязательной литературы, существующего сегодня, учителя предлагают ввести три небольших списка: список А — произведения, обязательные для изучения (их меньше, чем сейчас); список B — обязательные для прочтения писатели, произведения же можно выбирать; список C — обязательные темы или проблемы, тут учитель сам может выбирать имена писателей и их произведения. При этом он имеет возможность учесть и особенности конкретного класса, с которым работает.
Такой принцип, конечно, требует от учителя хорошей профессиональной формы. А поскольку обязательный список сокращен, можно больше времени уделять изучению наиболее сложных классических произведений. Также можно включать в программу и современную литературу.
Концепция же предлагает жестко закрепить не только список, но даже порядок изучения авторов и их произведений.
— Действительно, принципиально разные подходы.
— В концепции есть проговорка, которую можно и не заметить: «Концепция призвана служить защитой от антипедагогических и научно необоснованных экспериментов и волюнтаризма в системе школьного образования». Подозреваю, эта фраза имеет конкретных адресатов — авторов «волюнтаристской» программы. Ну а лексику оцените сами.
— Как я понимаю, вы готовили программу в соответствии с новым образовательным стандартом? В нем заложена некоторая свобода для учителя, возможность вариативности? Но в таком случае концепция преподавания литературы, созданная АССУЛ, находится в противоречии с этим стандартом. Как такое могло произойти?
— Как — не знаю. Новый стандарт учитывает те изменения, которые в нашей жизни произошли. А концепция, напротив, консервирует сегодняшнюю ситуацию. При этом на словах декларируется одно, а по сути, исходя из концепции, должно происходить другое. Например, вариативность в выборе произведений декларируется, но в приложении к концепции даются списки литературы, отступать от которых нельзя. К тому же, как я уже говорила, необходимо следовать также определенному порядку изучения литературных произведений.
— Но кто это будет проверять?
— При таком подходе вполне может быть возрожден институт инспекторов. Фактически предлагается строить преподавание на основе идеи контроля: никакой свободы творчества для учителя и ребенка. Инспектор же не станет учитывать особенности конкретных детей, класса, их читательскую культуру.
Принцип «примерной программы» иной: учитель может выбирать. На основе такой программы могут создаваться авторские программы (а по ним уже пишутся учебники) и рабочие программы учителей. То есть учителю доверяют, к нему относятся как к профессионалу.
Есть в концепции очень здравая идея: литература должна рассматриваться с эстетической точки зрения. А это важная штука. Потому что раньше на литературу всегда навешивались задачи идеологические.
Когда-то Зинаида Новлянская и Галина Кузина создали программу по литературе, предлагавшую изучать литературу как искусство (кстати, воспитывать литература может только в этом случае). И учебники написали, основываясь на этом принципе. И даже лауреатами премии президента стали. А потом их учебники вылетели из перечня рекомендованных.
При этом в их учебных комплексах литература действительно рассматривалась как искусство, а не придаток идеологии. Для этого, например, параллельно с аналитическими заданиями ребенку предлагались задания творческие. Школьник должен был выступать сразу в нескольких ролях: в роли читателя, критика, писателя. И эти роли были соотнесены. Благодаря такому соотнесению, ну и, конечно, благодаря определенным принципам подачи художественного текста литературное произведение и рассматривалось именно как произведение искусства.
В новой концепции принцип эстетического подхода декларируется, но тот же огромный список чтения не даст его реализовывать. Но
наиболее громко в концепции звучит тема национальной идентичности.
Ее авторы пишут: «Концепция является первым шагом в процессе совершенствования филологического образования на основе национальных традиций и ценностей». Но никакого совершенствования тут, к сожалению, не просматривается.
— А как эти идеи прикладываются к литературе?
— Нам говорят, что изучение литературы предполагает «духовное, эстетическое приобщение к национальной картине мира, воплощенной в эталонных текстах классической литературы». Но единой национальной картины мира в произведениях разных писателей нет и быть не может. Задача уроков литературы — научить воспринимать каждого автора и пытаться понять, какова его картина мира.
Авторы концепции — профессионалы, они не могут этого не понимать. Но, по-видимому, им кажется, что сегодня надо произносить именно такие слова. А что дети перестали читать, неважно. Между тем есть исследования, которые показывают:
сегодня даже студенты филологических факультетов педагогических вузов, будущие учителя, значительную часть программных произведений читают в пересказе.
На самом деле с учетом того, что дети не читают, в школе должен был бы утверждаться принцип медленного чтения. Тогда чтение может стать интересным, как детектив. Чтением надо заинтересовать. Иначе уроки литературы бессмысленны.
— В чем отличие списка литературных произведений, которые перечислены в приложениях к концепции, от того, что было раньше?
— Целиком входит «Тихий Дон» (раньше роман предлагалось изучать обзорно, но целиком его не прочитают). Снова вернулся роман «Что делать?» (во фрагментах). Зато «Архипелаг ГУЛАГ» в перечень не вошел (еще недавно президент поддержал инициативу Н.Д. Солженицыной по введению этой книги в программу школьного изучения). В результате, если я правильно понимаю, увеличивается число обязательных произведений для ЕГЭ.
В концепции есть такой пассаж: «В программу не могут быть включены произведения, в которых используется ненормативная лексика, присутствует эстетизация низменных инстинктов, жестокости, — все, что разрушает нравственные нормы и оказывает деструктивное влияние на формирование личности ребенка». В связи с этим возникает вопрос: стоит ли включать в школьный курс «Преступление и наказание» Достоевского? А «Горе от ума» с его «служить бы рад, прислуживаться тошно»? Может, и Гоголь тогда не годится?
— Взяточники-чиновники, «потемкинские деревни», выстроенные перед Хлестаковым, в больницах больные «как мухи … выздоравливают». Чинопочитание, очковтирательство… Гоголь говорит как оппозиционер.
— Ну да. Погружение в «художественное постижение национального характера, отражение особенностей национальной картины мира» (слова из концепции) чревато возникновением лишних вопросов у детей. Собственно, углубиться и не придется: списки гигантские, прочитать все невозможно.
— Насколько реально утверждение единого учебника литературы?
— Я слышала, что на только что прошедшем в Ульяновске II Съезде АССУЛ (там как раз и была принята концепция) многие критиковали идею единого учебника литературы. Но мне представляется, что новая концепция создает основания для его появления. Возьмут концепцию, сделают единый учебник с приложенным к нему планированием, когда учитель должен проходить тексты в определенном порядке… Да и идеология, как мы видели, в концепции просматривается.
Судите сами: улучшит ли все это школьное литературное образование? Список огромный, дети его читать не будут. Да и учитель может по нему лишь пробежаться. Профессионал такой школе не нужен. Нужен начетчик, человек, который безоговорочно будет принимать все, что ему спускают сверху.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
