Цивилизация
В Нидерланды доставлены тела первых жертв катастрофы малайзийского «Боинга» на Украине. В Эйндховене ради траурной церемонии отменили все взлеты и посадки в аэропорту. Остановились поезда. По всей стране звонят церковные колокола. В Амстердаме состоялось многотысячное траурное шествие. В стране траур, который люди демонстрируют искренне и публично. Катастрофа «Боинга» и гибель в ней граждан Нидерландов — это действительно национальная катастрофа. Ее переживает весь народ небольшого королевства в центре Европы.
У США в силу статуса сверхдержавы и размера страны подобные печальные церемонии случаются чаще. Вот уже тринадцать лет 11 сентября нация оплакивает жертв террористической атаки «Аль-Каиды» (организация запрещена в России). Кто видел это лично, никогда не поверит, что это просто ритуальное шоу.
Люди плачут, потому что им горько и больно. Потому что они не забыли.
Это выверенная по предельной искренности человеческих эмоций церемония.
Во время теракта на Бостонском марафоне погибло «всего», как нередко пишут в наших СМИ, три человека. У нас бы этой малости просто не заметили. В Бостоне чуть ли не на каждом доме были развешаны таблички и растяжки «Boston Strong». На каждом углу был организован сбор средств раненным в теракте. И люди сдавали деньги. И люди вешали растяжки. И люди делали все это искренне, без указаний сверху.
А для многих наших политиков австралийские газеты с фотографиями жертв катастрофы «Боинга» на первых полосах или церемоний проявления скорби — лишь «звенья информационной войны».
В нашей стране на словах готовы защищать русских во всем мире или даже все человечество от врагов всего человечества, но конкретного человека мало замечают.
Сравните с фотографиями и телекадрами из Нидерландов и США похороны жертв наших многочисленных терактов или совсем недавней аварии в московском метро. Даже в самой Москве, не говоря уже об остальной России, не было и следа всенародной скорби. Да, день траура был. Да, государство сухо пообещало выплатить дежурные компенсации семьям погибших. Но в целом народ был отстранен от «чужого» горя. По национальному телевидению, в государственных СМИ эту «неприятную» тему тоже предпочли не педалировать, продолжая привычно обвинять в бездуховности Запад и в фашизме Украину.
Цветы на месте очередной подобной трагедии в метро, в аэропорту или на вокзале (где у нас только не гибли люди в последние годы в результате терактов и техногенных катастроф!) да всплеск донорской активности по призыву врачей — чуть ли не единственные признаки того, что и в России есть настоящие граждане своей страны с нормальными человеческими чувствами. Конечно, потенциально их куда больше, но «не надо негатива», заклинают чиновники самого разного уровня, панически боящиеся любой массовой инициативы снизу. «Не акцентируйте на этом, и через неделю люди все забудут». В первую очередь от государства не исходит призыва объединиться, склонить голову.
Где ежегодные национальные поминальные церемонии по всей России по жертвам теракта в Беслане, которому в сентябре 2014 года исполняется десять лет?
Увидим ли мы через месяц первых лиц государства и тысячи россиян перед школой №1 Беслана, оплакивающих сотни жертв самого страшного теракта в новейшей истории России? Или там соберутся лишь выжившие и близкие погибших да несколько командированных чиновников? Тогда как в десятилетие трагедии такого масштаба более чем уместно по всей стране провести мероприятия, напоминающие о трагедии. Чтобы она никогда не повторилась. И чтобы мы оставались людьми, которых общенациональное горе объединяет, а не отдаляет друг от друга: «у вас там в Беслане», «у вас там в Москве»...
Сегодня складывается впечатление, что руководители страны хотят, чтобы мы как можно скорее забыли и о взрывах домов в Москве, и о трагедии на мюзикле «Норд-Ост», и о терактах в Волгограде, и о многих других жертвах терактов и аварий. Но зачем? Солидарность в дни действительных национальных трагедий (а каждый теракт или авария с массовыми человеческими жертвами в любом российском городе — безусловно, национальная трагедия) сплачивает нацию куда сильнее, чем разговоры о своей особой духовности, о «скрепах» и «традиционных ценностях».
Отношение нации к невинно, несправедливо, безвременно погибшим — историческое, религиозное, традиционное — есть важнейший признак ее величия и даже самого существования. В этом смысле у нас пока нет нации — есть «группы людей», живущие на «этой территории».
К смерти достойно относятся те народы, в культуре и политической практике которых заложено умение ценить и уважать жизнь. В России в силу разных причин, в том числе исторических, сложилось отношение к жизни по принципу «судьба — индейка, а жизнь — копейка». Погибают дети? Бабы новых нарожают. Погибают старики? Давно пора, зажились. Умирают юные или зрелые? Против судьбы не попрешь.
Мы не уважаем ни жизнь, ни смерть. Ни свою, ни чужую. Хотя настоящий патриотизм и настоящее национальное единение начинаются именно с этого — с понимания, что каждая отдельная человеческая жизнь уникальна и неповторима. Что нам выпало — по факту рождения или по судьбе — делить страну и эпоху со 140 миллионами сограждан, каждый из которых неповторим. Что никто и никогда не в состоянии заменить одного человека, покидающего этот мир.
Все мы смертны, но это еще не повод не замечать смерть или не чувствовать, что у насильственных смертей случайных людей в терактах или катастрофах есть важнейший объединяющий импульс. Реакция на эти трагедии выявляет подлинное устройство государства, а скорбное бесчувствие только хоронит нацию под разговоры о невиданном патриотическом подъеме.
