После событий в Западном Бирюлеве с программными заявлениями относительно будущей миграционной политики выступили и московские, и федеральные власти.
Мэр Москвы Сергей Собянин в многочисленных интервью, которые он раздавал в последние дни, как заклинание повторяет, что он против интеграции мигрантов из Средней Азии — то есть тех, кто вызывает наибольший гнев части москвичей и кого наиболее активно «доят» взятками полиция и миграционные службы. «Если кого-то и интегрировать, то все-таки выходцев из стран более подходящего культурного ареала с точки зрения языка, истории...» — считает мэр Москвы. И мэрия, надо признать, делает шаги в этом направлении — вербует рабочую силу на Украине, в Белоруссии, Молдавии.
Поскольку никаких принципиальных различий в миграционном законодательстве для жителей Узбекистана с Таджикистаном, с одной стороны, и Украины с Белоруссией, с другой, не существует и они вряд ли возможны, такая политика столичных властей только усилит превращение мигрантов из Средней Азии в подпольных обитателей московских гетто. К тому же в таком случае в отдельную «неадаптируемую» категорию автоматически попадают и выходцы из республик Северного Кавказа: они, по собянинской логике, тоже далеки от культурного ареала и истории «русской» России и Москвы как «русского» города.
При этом никаких реальных способов заставить всех мигрантов из Средней Азии покинуть Москву не существует — депортировать около миллиона человек (совокупная численность узбеков, таджиков и киргизов в столице по неофициальным данным) физически невозможно.
Чтобы понять масштаб проблемы, достаточно сказать, что нынешний единственный в Москве центр содержания нелегальных мигрантов вмещает 400 человек, а вскоре собираются открыть новый — на две тысячи. А есть еще не менее далекие от нашего культурного ареала по-собянински вьетнамцы с китайцами.
Более обширные представления о миграционных планах российских властей обнародовал глава Федеральной миграционной службы Константин Ромодановский. В интервью «Коммерсанту» он честно признал провал государственной политики легализации мигрантов. При том, что суммарный въезд мигрантов в Россию за четыре года, по данным ФМС, увеличился на 37%, введенный в 2010 году институт патента, который выдается иностранцам, желающим работать у физических лиц в России, фактически не действует. По оценкам главы миграционной службы, тех, кто захотел легализоваться, в два-три раза меньше, чем тех, кто даже и не пытался это сделать.
Ромодановский повторил распространенное среди российских властей идеалистическое представление о том, что качеством миграции можно управлять.
«Въезжают в Россию далеко не те, кто нам нужен. Приезжают неадаптированные, малообразованные молодые люди из Средней Азии. Они вызывают раздражение у населения России, и это раздражение распространяется на тех приезжих, которые России действительно нужны, — на образованных и квалифицированных граждан из сопредельных государств». По мнению Ромодановского, «надо повышать качество мигрантов… Россия долгое время ориентировалась на использование фактора временной трудовой миграции… Нужно ориентироваться на миграцию востребованную, квалифицированную, дифференцированную».
Однако проблема в том, что образованные и квалифицированные граждане сопредельных Украины и Белоруссии стремятся вовсе не в Россию, а в страны Евросоюза, Израиль, США. При объективном состоянии российской экономики (первый вице-премьер Игорь Шувалов на днях прямо признал, что запрос на инновации в России появится, только если резко подешевеют энергоносители на мировом рынке) квалифицированным мигрантам в нашу страну ехать просто незачем — здесь для них нет рабочих мест. К тому же в России растет невостребованность собственных квалифицированных кадров. Нелегальный таджикский дворник нарушает трудовые права российских граждан явно не больше легального белорусского профессора.
Говоря о необходимости «цивилизованного кнута» в миграционной политике, Ромодановский высоко оценил одобренный недавно Госдумой запрет на въезд в Россию тех, кто нарушал наше миграционное законодательство. «Мы видим, что этот механизм действует, причем это ощущается не только в России, но и в странах, из которых к нам едет больше всего мигрантов», — сказал он. Однако сам привел статистику, которая отчасти девальвирует этот оптимизм: «За бортом Российской Федерации на данный момент остаются более 285 тыс. человек. В день мы оформляем до 3 тыс. документов о запрете на въезд». Увы, так и осталось неизвестными, сколько людей, по данным ФМС, въехали в страну в нарушение запрета. Да и 285 тыс. «невъездных» мигрантов при том, что в России живут, по разным оценкам, до 10 млн «нелегалов», — не слишком впечатляющая цифра.
Понятно, что так называемый национальный вопрос (а нелегальные мигранты — лишь часть этого вопроса) в России в принципе нерешаем без тотальной борьбы с коррупцией в госорганах и продуманной кавказской политики.
Ведь выходцы из северокавказских республик, устраивающие стрельбу на свадьбах в центре Москвы, танцующие лезгинку на Манежной площади или пристающие к девушкам, вообще не мигранты. Опять же полностью закрыть границы с внешним миром Россия тоже не сможет. Значит, безусловно наказывая всех преступников, независимо от их национальности и гражданства, надо обеспечить примат гражданских прав над национальными. И все-таки пытаться адаптировать всех мигрантов, которых страна не в состоянии депортировать, независимо от страны происхождения.
К тому же надо сознавать: привлекательность для мигрантов — объективный показатель уровня развития страны. В этом смысле Россия пока еще круче Таджикистана с Узбекистаном и даже Украины с Белоруссией, но явно проигрывает США и Евросоюзу. Если мигранты перестанут хотеть приезжать в Россию, это будет верным признаком окончательного упадка нашей страны.