Навальный не запомнится. Хотя бы так, как Pussy Riot, не говоря уж о Ходорковском. Даже если повторит их тюремный маршрут. Не потому, что он хуже или лучше их — это в данном случае как раз совершенно неважно, и не только из-за отсутствия шкалы такого сравнения. Просто в силу жанра. Девушки с гитарами на амвоне и осужденный олигарх — два полюса российского протеста. Масштабы личности тут тоже ни при чем, как и первичные мотивы. Один полюс — радикальный, из политического андеграунда, ничуть не более разнообразного, чем сам оппозиционный политический спектр. На другом — человек из одной политэкономической модели, которая была разрушена другой моделью. Все, или почти все, что было потом оппозицией, так или иначе умещалось в очерченное ими пространство, включая Болотную. Ничего с ней не связанного так и не появилось. Кроме Навального, который появился, как известно, намного раньше.
Его сюжет был единственным, который развивался параллельно всем прочим вызовам и вариантам политической альтернативности. Навальный был отдельно. Что его устраивало — и жанрово, и политически.
Казус только в том, что если жанры под условными кодами «Ходорковский» и «Pussy Riot» можно считать оригинальными, то жанр Навального был синтетическим с самого начала. Каждая из его частей, с одной стороны, востребована, а с другой — невозможна. В этом и феномен. Время уличных вожаков и трибунов, способных возглавить по-настоящему грозный для власти протест, у нас по большому счету и не наступало, у нас и не было своих гавелов и валенс. Навальный будто решил отыграться, впервые в наши совсем неромантичные времена выступить в роли, которая последний раз удавалась в бархатной Европе конца 80-х.
Оранжевые революции будут потом, они будут совсем другими, на их трибуны поднимутся те, кто был низвергнут, отторгнут или обыгран властью во внутривластной схватке, как Тимошенко или Ющенко. Или не дождавшийся объявления преемником министр юстиции Саакашвили. На то она и буржуазно-оранжевая революция, чтобы правила игры поменялись, а элита самовоспроизвелась, и никто в сегодняшней оппозиции на этот вариант не рассчитывает. Гранд-отставников российская площадь не ждет, они на нее и не спешат, из российских политических карт маршрут «власть — площадь» начисто исключен.
Потому, выход Навального — уличного вожака настоящего народного протеста. Но это часть дела, совершенно недостаточная. Сам по себе Навальный, может, и харизматичен, но толпа, особенно наша, сколько бы она себя ни убеждала, все-таки инстинктивно знает: власть ее, толпу, и людей на трибуне не боится. Навальный должен быть кем-то еще, он должен чем-то непомерно усилить свой простой народный статус.
Нужно быть человеком из системы. А еще лучше, победить ее — причем по ее ненавистным правилам. Валенса никак не мог быть миноритарием чего-нибудь вроде «Аэрофлота». Навальный мог и должен был им быть. И правы отчасти те, кто вспоминает Ельцина, потому что это и в самом деле тоже часть образа: большой бизнес для Навального — это партийный бунт Ельцина сегодня.
В итоге выходит парадокс. Нет политической ниши для поднявшегося над толпой ею же рожденного трибуна — бархатный вариант исключается. Нет пути на площадь человеку, игравшему по правилам этой власти и даже отторгнутого ею — оранжевый вариант тоже не выходит. И тем более, нет этого пути для человека, другой частью образа которого является рожденный толпой трибун — синтетический вариант Навального.
Навальный в том виде и в той комбинации, в которой явлен, невозможен. Но он есть, и всем хорош. Каждая отдельная ипостась тем и прекрасна, что пробуждает в памяти нужные образы.
Это не обман и представление, это даже не политтехнология. Это жанр, который работает. Но, скорее всего, один раз.
Вынужденное, во имя борьбы с режимом, согласие на то, что у каждого свои недостатки и надо на что-то закрывать глаза, очень скоро останется неприятным воспоминанием — как о чем-то немного постыдном. Во второй раз та снисходительная улыбка, с которой сегодня выслушиваются черногорские известия, обернется убийственным сарказмом. С одним и тем же номером много лет может выступать только Жириновский, потому что он сам создал нишу, открыл ее, разработал и без устали продолжает разрабатывать, даже когда кажется, что в ней уже пусто.
Те пустоты, которые пытается занять Навальный, нишей не являются. Они — запрос не на идею, даже самую примитивную, а на утоление мифа об идеальном, хотя бы на один раз, оппозиционере. Большего никто не ждет и потому не требует. Но именно поэтому второго шанса у Навального не будет.
Но дело его, скорее всего, будет жить. Потому что и в следующий раз выбора не будет. И тогда ни одна из граней образа тоже не будет более возможной, чем сегодня. Больше того, каждая из них, один раз уже изученная, не будет уже и столь востребованной. Прежним останется только одно: предложение массово закрыть на что-нибудь снова глаза. Но такого впечатляющего отклика на предложение уже, наверное, все-таки не будет. Навальный просто так для нас все-таки не пройдет.
Автор — обозреватель РИА «Новости»