Сергей Игнатьев, будь у него, как у нынешнего президента страны, юридические возможности остаться во главе ЦБ на четвертый срок, явно имел бы высокие шансы сохранить свой пост. Представляя свою номинантку на эту должность, Путин явно дал понять, что очень доволен уходящим руководителем ЦБ. «Хотел бы выразить вам слова искренней благодарности за годы совместной работы. Мне было и интересно, и полезно работать с вами эти годы вместе», — сказал глава государства, обращаясь к Игнатьеву под работающие телекамеры. «Самые трудные и опасные для нашей экономики годы кризиса были пройдены с нашей стороны с относительно минимальными потерями, в том числе и благодаря вашим усилиям», — заявил Путин и публично обещал отметить труд главы ЦБ государственной наградой. К тому же заранее было решено, что Игнатьев останется советником нового главы Центробанка.
Свой выбор Эльвиры Набиуллиной глава государства обосновал тем, что «ЦБ не просто банк, а прежде всего регулятор финансовой системы, крупнейший институт макроэкономической системы государства». Он напомнил, что Набиуллина долгое время возглавляла Министерство экономического развития, а затем экономический блок в Кремле. При этом в бытность Набиуллиной главой МЭР ведомство неуклонно теряло аппаратный вес по сравнению со временами Германа Грефа. А после назначения в кремлевскую администрацию она тоже едва ли была ключевой фигурой в принятии экономических решений.
Назначение, о котором Путин впервые сказал журналистам еще 7 марта в Вологде загадочными словами «вам понравится», на самом деле не столько полезно или неожиданно, сколько безвредно.
Понравиться оно может разве только тем обстоятельством, что впервые во главе ЦБ встанет женщина и что не назначили кого-нибудь вроде Глазьева.
Путин решил не делать ЦБ (даже если главный банк страны действительно получит полномочия мегарегулятора всего финансового рынка страны, а не только банковского) реальным центром силы и дополнительным противовесом правительству, не говоря уже о кремлевской администрации. Западу, российским бизнесменам и банковской системе был послан успокаивающий сигнал, что принципиальных перемен в ЦБ не произойдет. Если бы оправдались алармистские прогнозы СМИ и на этот пост был бы назначен известный своими откровенно антирыночными и антизападными взглядами советник президента Сергей Глазьев, это стало бы дополнительным негативным сигналом для активно выводящих капитал из страны российских компаний и банков. А заодно и для иностранных инвесторов, и без того уже не воспринимающих Россию как место получения легких и быстрых сверхприбылей на финансовом рынке.
В личном профессионализме Набиуллиной (равно как и Игнатьева) сомнений нет, хотя оба профессионалы отнюдь не в банковской сфере.
Однако нет сомнений и в том, что это не самостоятельная и не харизматичная фигура, которая не сможет сделать ЦБ ни активным участником выработки экономического курса страны, ни главным игроком в определении правил собственно финансового регулирования.
Времена ярких главных банкиров страны из профессиональной среды оборвались на Викторе Геращенко, который, хотя и был категорически не согласен с экономическим курсом, который начали проводить при Борисе Ельцине, стал естественным порождением именно ельцинской эпохи. При Путине самостоятельность мышления и харизма руководителей экономических ведомств (как, впрочем, и других) оказалась не в чести.
Назначение Набиуллиной свидетельствует еще и о том, что если в политике Путин третьего срока готов на некоторые решительные шаги, меняющие ландшафт, то в экономике пока таких радикальных шагов не предвидится.
А наблюдателям интересно будет сравнивать разве что политический вес нового главы ЦБ с политическим весом премьер-министра. Когда премьером был сам Путин или даже Зубков, вопросов, у кого вес больше, не возникало. Сергей Игнатьев просидел три срока еще и потому, что явно не имел никаких аппаратных амбиций. Поскольку сейчас премьер Медведев по своим возможностям стремительно приближается к премьеру Фрадкову, у Эльвиры Набиуллиной есть все шансы стать главной «видимой глазу» фигурой экономического блока власти. С поправкой на то, что решения по-прежнему будут принимать куда менее видимые гражданам персонажи.