Цивилизация
Слоган «Мы были на Болотной и придем еще!» был рожден в первые дни романтического порыва чуть больше года назад. Приходили еще и еще, на Сахарова, снова на Болотную, 6 мая, слоган костенел, как это часто бывает со слоганами, когда они, утрачивая изначальную суть, становятся просто названиями фейсбуковских сообществ.
Любому порыву свойственно затихать. Но дело не только в этом. В 2012 году все было понятно: другой оппозиции у нас нет, а протестовать надо просто потому, что не протестовать стыдно. Однако чем дальше, тем яснее становилось: еще несколько политических упражнений вроде тех, которые проделывает на площадях и в минских отелях Удальцов, и даже самые убежденные антипутинцы свою брезгливость могут уже и не преодолеть. И никуда не прийти, разве что в «Фейсбук», но уже без порыва, а с вполне стариковским скепсисом.
Возможно, наступивший год станет годом самоопределения этого класса — тех, кто содрогается от думской бесшабашности, но уже не в силах убеждать себя в том, что девушку можно называть «ментовской б***ью» лишь на основании того, что она служит ненавистному государству полицейским сержантом.
Поначалу, рассуждая о характере протеста, можно было говорить о болезнях роста. Даже об объективных предпосылках того, что в такой ситуации, как российская или белорусская, оппозиция и не может быть образцом силы или организованности. И что никому не охота губить лучшие годы жизни в таком бесперспективном занятии, как оппозиция. Но, как призрак больной совести, не давал окончательно смириться вопрос: что же все-таки делать, если сидеть сложа руки — аморально, особенно когда первая Болотная была такой, что верилось — придем еще?
Теперь, судя по тому, как 2013-й начался, будет полегче. Год назад, конечно, находились циники, которых не очень трогали голодные астраханские страдания депутата Шеина, поддержать которого съехалась едва ли не вся лучшая часть страны. Циники вспоминали 1993 год, когда Шеин с Макашовым ходили брать Останкино, и на всякий случай уточняли: он теперь тоже наш?..
Лучшая часть страны, движимая законом двойного отрицания, врага своего врага считала пусть временным, но другом, но теперь, кажется, фокус не проходит. Друг врага Жерар Депардье, даже неожиданно оказавшись плохим артистом, будучи отфотошопленным во всех жалких видах и отцитированным во всех пропутинских звуках, врагом стал только для самых убежденных. От всего этого виртуального творчества тошнило многих, и многие из тех, кто был на Болотной, самым коллаборационистским образом вспоминали, что кроме Обеликса были в жизни нового соотечественника еще Дантон и работа у Бертолуччи. И это подкрепляет подозрения, что
Год Болотной может смениться Годом нигилистов. Который совершенно не обязательно называть, как уже наверняка изготовились скептики, Годом разочарований.
Нигилизм — это не разочарование, хотя определенная доля внезапно год назад очарованных в этом нарождающемся классе тоже изрядна. Нигилистом быть трудно, ведь при первой возможности поверить они поверили, но, к счастью, без фанатизма, и разочаровались. Но в основном это те, кто и на Болотную ходил с тем оптимизмом, который спасительно заранее пронизан скепсисом, и кто с Болотной уходил с горьким чувством доказанной самим себе изначальной правоты — когда так хотелось ошибиться. А теперь есть твердая уверенность в том, что при всем желании ошибиться уже не заставит никто.
В советское время их называли внутренней эмиграцией — в силу отсутствия даже теоретической внешней. Теперь часть из них нас, конечно, покинут. Но отнюдь не в тех количествах, которые стали бы катастрофическими для постепенного оформления нового класса, структурированного примерно в той же степени, в какой когда-то состоялась советская интеллигенция.
Помимо Депардье, вероятно, в этом году этим представится еще не одна возможность укрепиться в своем нигилизме. Судя по набранным властью в прошлом году темпам, подивиться не без некоторого содрогания изыскам ее политического творчества придется всем. Но одновременно с этим постепенно будет совсем уж уходить в удальцовщину площадь, редеющая и сама по себе, и по причине ухода с нее умеренных нигилистов. И, в свою очередь, чем больше она будет туда уходить, тем сильнее будет шириться класс тех, кто уже не верит никому.
Они заполнят города, причем, отнюдь не только столичные. Их уже никто не назовет ни креативным классом, ни хипстерами. Они будут смотреть новости и читать газеты, они будут спорить на кухнях и ездить за границу. Ни из кого не получается таких энергичных конформистов, как из нигилистов, они будут служить власти в той степени, в которой это будет им выгодно, и ругать ее в той мере, в какой это будет безопасно. В общем,
при социализме они бы были интеллигенцией, на Западе это нормальные бюргеры, у нас они так и останутся в неясном статусе людей с самоощущениями среднего класса.
И, с одной стороны, власть с этим можно поздравить. С другой, есть один нюанс. Ни одному члену политбюро, даже если он был прорабом перестройки, не пришло бы в голову, что можно сделать ставку на какой-то слой населения. На генералитет — да. На колхозно-совхозный директорат — несомненно. На крестьян или интеллигенцию — такого просто не могло быть в политическом лексиконе.
А сейчас есть. Тот, кто сможет заручиться поддержкой нигилистов, станет, возможно, обладателем одного из самых больших политических капиталов. С другой стороны, как бороться за тех, кто никому не верит?
Никому из тех, кто сегодня выводит людей то на Триумфальную, то на Пушкинскую, ничего с этой точки зрения не светит. Опыт выдвижения лидера из своей среды пока тоже трудно признать удачным, и выборы в Координационный совет, по сути, стали началом той профанации, которой этот совет с тех пор и остается. Варианты вроде Михаила Прохорова отпадают — у нигилистов есть чувство юмора. Есть Навальный, но нигилистов он не убедит в том, что помимо готовности взять Кремль, скорее всего условной, у него за душой есть еще кое-какие идеи. У партийно-политических ветеранов вроде Явлинского не хватит ни драйва, ни желания искать контакт с теми, кто совершенно не уверен в его непререкаемом превосходстве. Остается «оранжевый» вариант, когда помощи попросит кто-то отторгнутый (или специально командированный) властью. Но пока никакой условный Кудрин не явил ни одного из тех качеств, которые возносили на трибуну Ющенко или Саакашвили.
Тем не менее попытки завоевать сердца нигилистов наверняка будут, и это интересно само по себе, вне зависимости от того, каким может стать результат.
Еще несколько подвигов власти наподобие «антимагнитского списка», и с ее монолитностью могут начаться проблемы. Такие мероприятия можно себе позволять либо если твоя элита белорусская, засыпающая и просыпающаяся с ужасом от возможного очередного «перетрахивания», либо когда на всех, кого надо купить, в достатке ресурса. По историям с Сердюковым и Скрынник можно предположить, что и с ресурсом не все гладко, и со сплоченностью элиты от идеала уже стало немного дальше.
И когда элита встанет перед собственным выбором и этот выбор станет для страны главнее всех демократических выборов последних лет, у нигилистов наконец появится шанс. И они снова пойдут. Не все. И не обманываясь, а прекрасно зная, что каждому времени — своя Тимошенко, но и что на каждую Тимошенко есть свой Янукович, от добра добра не ищут и капризничать не приходится. Нигилистом быть ведь очень трудно. Особенно когда один раз на Болотной уже бывал.
Автор — обозреватель РИА «Новости».
