Цивилизация
Строительство православного культурного центра во французской столице отложено. Между тем Владимир Путин договорился с Никола Саркози о его возведении более пяти лет назад. Через три года Россия купила участок на 4000 квадратных метров в престижном районе набережной Бранли, неподалеку от Эйфелевой башни. Были и другие претенденты, но 70 миллионов евро больше никто не решился заплатить. Быстренько провели конкурс, который выиграл архитектор из Испании Мануэль Нуньес Яновски. Главный элемент его проекта — православный храм, пять золотых куполов которого возвышаются над стеклянной крышей, символизирующей покров Богородицы. Однако замысел Яновски вызвал резкую критику мэра Парижа Бертрана Деланоэ. Мэр, признанный эстет, назвал его «посредственным пастишем», но главный упрек заключался в другом.
Проект явно не вписывался в архитектурный ансамбль района, находящегося под охраной ЮНЕСКО. Но российская сторона вальяжно отмахнулась от нападок мэра, мол, о вкусах не спорят, а дело уже решено на государственном уровне, и подала заявку на строительство в префектуру.
Не тут-то было. Заявку пришлось отозвать, а строительство отложить.
Проще всего объяснить случившееся политическими переменами. Никола Саркози проиграл президентские выборы Франсуа Олланду, социалисту. Мэр Деланоэ тоже социалист. Однопартийцам всегда легче понять друг друга. К тому же Олланду не мешает лишний раз напомнить, что его политика отличается от политики предшественника. Вот и решили президент и мэр попридержать российские планы. Но, чтобы окончательно не обидеть Москву, нашли компромисс: проект должен быть пересмотрен с учетом критики.
Договорились и о новом архитекторе — Жане-Мишеле Вильмотте. Его кандидатура устроила обе стороны. Во-первых, француз, а во-вторых, выигрывал архитектурные конкурсы в Москве. Таким образом, нынешняя встреча французского и российского премьеров в Париже не омрачится спорами о православном храме.
Не омрачится, и слава богу, но это вовсе не отменяет вопросов к грандиозному проекту, общая стоимость которого грозит перевалить за 100 миллионов евро. Понятно, что он задумывался как имперский. Вовсе не случайно, отмахиваясь от докучливого мэра, управляющий делами президента РФ Владимир Кожин (а именно его управление осуществляет проект) вспомнил о мосте Александра Третьего, по его патриотическому мнению, «самом красивом мосте французской столицы». Мол, тогда Россия подарила роскошный мост, а теперь подарит роскошный храм. Мы снова стали великой державой и можем позволить себе такие подарки. Но экономическая ситуация в стране явно не отвечает мечтам об имперском величии. И эти миллионы могли бы найти лучшее применение в отечественном бюджете.
Возникает и другой вопрос. Почему подарок преподносится в виде православного храма? Вряд ли он станет местом паломничества для россиян, их в Париже привлекает другое. А французы, как известно, не отличаются большой набожностью. Прекрасные католические соборы Парижа наполняют сейчас в основном туристы из Азии, ослепляя немногочисленных прихожан вспышками своих фотокамер. Возможно, они с аналогичным энтузиазмом ринутся и в храм православный, который является для них такой же экзотикой. Но платить бешеные деньги за развитие французского туризма вряд ли отвечает задачам нашего государства.
Может быть, Россия решила наконец одарить русскую эмиграцию, которой обязана сохранением своего культурного и православного наследия в трудные годы, когда и то и другое безжалостно попиралось на родине? Но здесь нас подстерегает, пожалуй, самый большой сюрприз. Потому что именно сохранившие верность православию потомки эмиграции по большей части приняли планы строительства нового храма в штыки. В чем причина? Для того чтобы ответить на этот вопрос, надо оглянуться назад. В силу исторических обстоятельств немалая часть французского православия входит в Европейскую архиепископию под юрисдикцией Константинопольского патриархата. Пока большевики уничтожали церковь в России, в Париже сложились уникальные условия для развития православного богословия. Именно здесь был создан знаменитый Свято-Сергиевский институт, где трудились о. Сергий Булгаков, Николай Бердяев, Георгий Федотов. Эти люди сочетали глубокую веру с либеральным политическим мировоззрением.
Все долгие годы эмиграции их духовные наследники не сидели сложа руки. В Париже печатались не только богословские труды, но и диссидентская литература, с большими трудностями попадавшая сюда из СССР. В просвещении своих бывших соотечественников, как религиозном, так и светском, видели эмигранты свою задачу. И для этого долгие годы сохраняли и поддерживали за рубежом русскую культуру.
Но, когда после краха коммунизма РПЦ решила объединить под своим началом эмигрантское православие, архиепископия отказалась слиться с ней в объятиях. И вот почему.
Свободолюбивые русские парижане увидели, что на их исторической родине фатально воспроизводится тип православия, который, как им казалось, должен остаться в прошлом. Ключевая его черта — теснейший союз между церковью и государством.
Об опасности такого союза писали Бердяев и Федотов, ведь именно он лишает церковь какой бы то ни было самостоятельности. Эмигрантские интеллектуалы не раз напоминали об этой ловушке РПЦ, но без видимого результата.
Не удивительно, что нынешний проект воспринимается ими как символ такой смычки церкви с государством, которая не сулит ничего хорошего. И то, что этот символ воплощается прямо перед глазами, не вызывает у них энтузиазма. Не о таком образе России мечтали они все эти годы. И не без основания считают, что он не вызовет восторга у их французских соседей, воспитанных в общепринятом здесь духе светскости.
Кому же нужен новый русский храм в центре Парижа? Получается, что только нынешней российской власти, обуреваемой мечтами об имперском престиже.
Да верхушке РПЦ, их послушно разделяющей. Ну и, может быть, еще японским и китайским туристам, которые пока не догадываются о своем счастье. Впрочем, им гораздо ближе любоваться православной экзотикой в Москве, чем в Париже.
