Цивилизация
Всего пять лет назад, в предкризисном 2007-м, китайский ВВП (вычисленный по паритету покупательной способности) составлял лишь 52% от американского. За эти депрессивные для многих держав годы китайская экономика выросла в полтора с лишним раза (в то время как мировой ВВП увеличился на 15%, а американский топтался на месте), и в 2012 году размер экономики Китая приблизится к 80% от размера экономики США. Даже и при нынешнем замедлении китайского роста до обгона остается ждать не так долго. Года четыре – вполне реалистичный срок. Какие еще нужны доказательства неодолимости «китайского чуда», старт которому некогда дал Дэн Сяопин?
«Пятое поколение» руководителей КНР, которое через несколько дней будет выдвинуто XVIII съездом Китайской компартии, обязательно поклянется в верности предначертаниям Дэна. Но в том-то и дело, что
тот дэнсяопиновский Китай, к которому привыкло человечество, свое уже отжил и готовится уступить место какой-то новой, еще не опробованной общественной модели.
Вопрос не только в том, долго ли еще проживет установленная Дэном система власти, которая издалека так нравится многим у нас своей традицией каждые 10 лет менять руководящих лиц. Первые лица действительно меняются, но может ли быть вечной власть, построенная на компромиссе нескольких олигархических кланов, наполовину к тому же состоящих из потомков прежних руководителей высшего звена? К примеру, новый лидер Си Цзиньпин – сын члена маоцзедуновского политбюро Си Чжунсюня.
Признаки того, что этот порядок нынче в кризисе, все труднее поддаются маскировке и напоминают о себе внезапными отставками вчерашних претендентов на высокие посты, войной компроматов и многими прочими, хорошо нам знакомыми вещами. Назовем это субъективной стороной процесса старения системы Дэна.
Но есть и еще более интересная сторона — объективная. Все или почти все драйверы дэнсяопиновского экономического чуда близки сегодня к тому, чтобы исчерпать свой ресурс.
Отсчет эпохи господства идей Дэна в Китае ведут от политической победы, одержанной им на третьем пленуме ЦК КПК 11-го созыва в декабре 1978 года. Соответственно, эре Дэн Сяопина сейчас без малого 34 года. На ее старте Китай был бедной, перенаселенной, экономически изолированной крестьянской страной. С тех пор его ВВП вырос раз в двенадцать — Китай превратился в экономическую сверхдержаву с самой большой промышленностью, самым большим экспортом и самым большим сельским хозяйством в мире, уступая Соединенным Штатам лишь по такой важнейшей составной части ВВП, как объем произведенных услуг.
Формула «китайского чуда» сложилась из нескольких составных частей.
Во-первых, из перекачки рабочей силы в современные отрасли: несколько сотен миллионов работников за эти десятилетия переместились из сельского хозяйства в промышленность и сервис, увеличив в разы число там занятых.
Во-вторых, из мероприятий, форсирующих экспорт. Его подстегивали всеми способами, в том числе и соглашаясь на огромный дисбаланс между вывозом товаров и их ввозом, результатом чего, например, стала огромная задолженность Соединенных Штатов Китаю.
В-третьих, из наращивания производительности труда и объемов производства при жестком поддержании дешевизны «человеческого фактора» — скромном уровне зарплат, минимуме социальных гарантий и ограничении рождаемости.
И в-четвертых, из превращения сэкономленных таким способом денег в гигантские инвестиции, направляемые на модернизацию всей среды обитания — от постройки дорог до создания современных университетов.
Такая система, много производящая и мало потребляющая, могла сохранять равновесие, расти и развиваться, только если изготовляемые в Китае товары в растущих объемах раскупались внешним миром. Стремительный и непрерывный рост экспорта был необходимым условием ее существования.
Помимо прочего из этого вытекала необходимость поддерживать достаточный уровень конструктивности в отношениях с державами – потребителями китайского экспорта. Их нельзя было слишком уж отпугивать собственной мощью и амбициями, иначе они перестали бы покупать.
В отличие от эры Мао Цзедуна, Китай времен дэнсяопиновской модели научился выстраивать балансы интересов с западными странами и ради тамошних рынков сбыта нередко старался выглядеть более замкнутым на своих внутренних делах и вообще более слабым, чем был на самом деле.
Все вышесказанное и сложилось в «китайское чудо», которое по причине длительности своего существования стало восприниматься восхищенным человечеством как вечное. В особенности после поразительных успехов, достигнутых Китаем в годы мирового кризиса.
На самом деле победа над глобальным кризисом стала скорее блестящим финалом «китайского чуда», чем демонстрацией его неувядаемости.
Крестьянство перестает быть неисчерпаемым резервуаром рабочей силы. Сегодня лишь немногим больше 35% работников Китая заняты в сельском хозяйстве, а остальные – уже в промышленности и сфере услуг. Перекачка рабочих рук из деревни продолжается, но прежних масштабов ей не достигнуть. Политика «одна семья – один ребенок» оказалась даже слишком успешной. Население Китая по инерции еще растет, но гораздо медленнее среднемировых темпов. Доля тех, кому за 65, достигла 9% и быстро увеличивается, а число людей в работоспособном возрасте скоро начнет сокращаться. Решение об отмене ограничений на рождаемость, по-видимому, уже принято. Прямо или косвенно с этим связано и понимание того, что пора увеличивать весь спектр социальных расходов, расширяя сферу действия пенсионной системы, бесплатной медицины и прочих благ, привычных для жителей состоятельных стран.
Все отчетливее осознается, что рост экспорта не может быть безграничным. В прошлом году китайский экспорт составил в текущих ценах 11% от общего объема мировой торговли. Это примерно соответствует весу Китая в мировом ВВП (если определять его не по покупательным паритетам, а по текущим обменным курсам). Покупательная способность основных внешних партнеров КНР стагнирует из-за кризиса, а поставлять все новые и новые товары в обмен на чужие бумажные обязательства в ситуации, когда международные резервы Китая (т. е. запасы иностранной валюты, долговых облигаций и пр.) и так уже приближаются к $3,5 трлн, – это явный авантюризм.
Поскольку емкость внешних рынков уже не может расти с прежней скоростью, становится очевидной потребность расширить для собственных товаров внутренний рынок, поощряя рост доходов у собственных граждан.
А поскольку эти доходы хоть и растут, но недостаточно быстро, власти пытаются подстегнуть рост экономики с помощью невероятных по величине инвестиций, доля которых достигает сейчас невиданных в мировой практике 50% ВВП. Понятно, что часть этих искусственно раздутых вложений совершенно неэффективна и лишь способствует росту «пузырей» на местных рынках, например на китайском рынке недвижимости. «Пузыри» превратились в отдельную проблему, борьба с которой забирает все больше сил.
Привычного хозяйственного равновесия больше не существует. Экономику Китая мотает из стороны в сторону. Признаков спада еще нет, пока налицо лишь замедление роста (с фантастических 10 – 12% в год до просто очень высоких 7 – 8%). Но две вещи ясны уже сейчас. Во-первых, разрешить новые противоречия, оставаясь внутри старой системы, невозможно. Во-вторых, если медлить с поисками нового курса, то не так уж далеко и до реального экономического и политического кризиса.
Многократно доказанный рационализм китайской управленческой машины подводит к предположению, что поиски новой модели там не станут откладывать до последней крайности. И некоторые черты этой модели уже просматриваются.
Конец дэнсяопиновского чуда означает замедление роста экономики, но совсем не обязательно такое уж радикальное. Центральная власть ослабит нажим на своих подданных, перестанет с прежней прямолинейностью приносить их интересы в жертву задачам роста экспорта и инвестиций, и стандарты жизни рядового континентального китайца станут быстрее, чем до сих пор, приближаться к стандартам его зажиточных соседей из Кореи или земляков с Тайваня.
И вряд ли смягчение нажима ограничится только материальной сферой. Политические перемены неизбежны — и, возможно, далекоидущие. Тот же Тайвань в свое время вполне уверенно перешел от однопартийной системы к двухпартийной.
Но окружающему миру, пожалуй, интереснее, какой может стать новая китайская внешняя политика. Гарантий того, что она будет кроткой, нет никаких. Китайские власти и китайский народ считают свою страну сверхдержавой и имеют сегодня для этого как никогда много оснований. Сил для самовыражения достаточно. Геополитических направлений тоже. Защита интересов экспорта как фактор поддержания внешнеполитической умеренности будет работать и впредь, но явно не с прежней силой.
Не стоит, однако, чересчур увлекаться догадками. За последние сто лет Китай несколько раз круто менял свой облик, и это всегда оказывалось сюрпризом для внешнего мира. Похоже, до новых больших сюрпризов уже рукой подать.
