Цивилизация
Возможно, это утверждение кому-то покажется парадоксальным, но факт остается фактом: при всех своих внутренних противоречиях последних месяцев, российское общество внутренне остается солидарным, по крайней мере, в одном вопросе: в полном своем составе оно яростно отказывается взглянуть на себя в зеркало.
Народные массы, в большинстве своем вряд ли помнящие чеховских персонажей, мелькнувших мимо сознания во время учебы в средней школе, тем не менее интуитивно чувствуют, что зеркало скажет им правду, показав некоего собирательного Фирса. Помните? «Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь». — «Перед каким несчастьем?» — «Перед волей …И, помню, все рады, а чему рады, и сами не знают».
Кстати, эту последнюю фразу Фирса сегодня, сами того не подозревая, на все лады воспроизводят как высокопоставленные, так и рядовые хулители «лихих девяностых» и «воли», а говоря по-нынешнему, демократии, которая чуть было не наступила в результате временной отмены крепостного режима по случаю учиненного «вашингтонским обкомом» краха «государства рабочих и крестьян».
Интеллигенции нашей в зеркало смотреться тоже совсем не хочется: народ это все-таки образованный, отечественную историю и литературу знает, а следовательно, понимает, что, заглянув в зеркало, увидит в большинстве своем нечто подобное либо грибоедовскому Молчалину, либо салтыковскому Подхалимову.
А те интеллигенты, которые со вкусом гордятся своей «неприкремленностью» и даже «контрольно» прогуливаются по улицам Москвы с кротостью небезызвестных телепузиков, не хотели бы, в свою очередь, увидеть в зеркале Манилова.
Или в лучшем случае героя толстовской трилогии Вадима Рощина, революционная деятельность которого ограничилась, по его же словам, тем, что «во время забастовок — в тринадцатом, что ли, году — открыл форточку и крикнул проходящим конным полицейским: «Палачи, опричники…»
Не говоря уже о том, что Вадим Петрович, опять же по его словам, «был, как все мало-мальски порядочные люди, либералом», политические устремления и планы которых были и остаются в наше время столь же расплывчатыми, что и фраза из песни барда советских времен Валерия Канера — «мы когда-нибудь куда-нибудь вернемся». Видеть это в зеркале крайне неприятно, согласитесь.
Ну а что касается власти, то она не желает смотреть в зеркало вовсе не потому, что не хочет видеть собственную непристойность, собственное невежество, собственные комплексы или собственный цинизм. Она и без того все о себе знает и ни капельки не стыдится этого. Да, она смешна в своем страхе перед гуляющими по московским бульварам «телепузиками», но это говорит еще и о том, что
власть до холодного пота, почти суеверно, боится, что ее каким-то тайным способом оторвут от безраздельного владения отечественным «рогом изобилия». Боится настолько, что абсолютно безобидные в российских условиях подражательные палатки нашей камерной оппозиции вызывают у нее истерические припадки еще со времен майдана.
Все это говорит еще и о том, что при необходимости власть смертным боем будет биться против легальных или революционных попыток отодвинуть ее от кормушки.
Но при этом власть в лице некоторых своих высокопоставленных представителей настолько глупа (или настолько уверена в своей неуязвимости), что открыто признаёт: да, единственным для нее смыслом существования является ее всесокрушающая, безудержная и едва ли не генетическая алчность. Вам трудно в это поверить? Наберитесь терпения и внимательно прочитайте это исчерпывающее признание члена генерального совета партии «Единая Россия» Игоря Дёмина, сделанное им три дня спустя после инаугурации Владимира Путина. «У Виктора Гюго в романе «Отверженные» есть такое описание моста. Каждый кирпичик в мосте, висящем над пропастью, стремится упасть вниз, но благодаря тому, что они хотят упасть одновременно, мост держится. Так и с существующей властной конструкцией: возможно, она состоит из людей, которые сами по себе думают только о своем благе. Но так как все они думают о своем благе одновременно, то в конечном итоге создают прочную структуру, которая развивает государство. А когда люди во власти начинают руководствоваться «общественной целесообразностью», каким-то всеобщим благом, все идет вразнос и начинается революция».
Перечитайте внимательно еще раз эту исчерпывающе саморазоблачительную цитату, чтобы понять, что природа власти в России никогда не изменится по ее доброй воле. Правда, две трети, если не три четверти российского населения, скорее всего, не найдут в ее содержании ничего для себя унизительного и не станут возмущаться тем, что российское государство сознательно превращено в инструмент повальной и безнаказанной коррупции для тех самых «людей во властной конструкции, которые одновременно думают только о своем благе».
Российская глубинка, вновь освоившая исконно русский жанр челобитных батюшке-царю и живущая в тоскливом ожидании его спонтанно-божественного появления в их краях, надеясь получить хотя бы кимоно с барского плеча, просто не способна осмыслить, какой унизительный приговор ей выносит государство устами Игоря Дёмина. Но даже в том случае, если кто-то из наших сограждан, перебивающихся с хлеба на квас, сумеет уяснить себе циничный смысл этого властного манифеста, его реакцией, скорее всего, будет: «На то они во власти и состоят…», «Быть у воды да не напиться — где ж это видано…» и «А нам жалко, что ли?». А
уж после того, как вчера еще безвестного начальника цеха президент посадил «на кормление» своим полпредом на Урале, многие начальники цехов и другие кухарки так вообще воспрянут духом и начнут состязаться в поношении «оранжевой заразы», надеясь на взлет в карьере.
Короче говоря, никакой революции не будет — забудьте.
Между тем трижды неправ будет тот, кто отнесет эту патологическую, нерассуждающую покорность к исконным свойствам русского народа. Вспомните: в гражданской войне подавляющее большинство русских крестьян, а по сути, большинство российского населения было на стороне красных. И не столько потому, что революция давала им возможность свести счеты с барами и попами, сколько потому, что ими двигало сознательное желание получить в собственность землю, обещанную коммунистами. И когда в конце концов русские крестьяне эту землю получили, они стали вполне рачительно хозяйствовать на ней. Эти в подавляющем большинстве своем трудолюбивые люди стремились самостоятельно устраивать свое благополучие, и в этом они ничем не отличались ни от английских йоменов, ни от американских фермеров. До такой опасной степени, что «чудесный грузин» прозорливо увидел в их экономической независимости угрозу своему всевластию, а посему решил их раскулачить.
Вот с этих-то пор коммунистический режим методически превращал пусть и корявого, но вполне здравомыслящего русского мужика в существо, утратившее естественные рефлексы и побуждения. Ему перепилили все жилы, все нервные нити, все мышцы вплоть до тех, что управляют морганием, заменили их управляемыми вручную тягами и приставили к ним бюрократию со всякого рода отделами, подотделами, районными управами и т. п. (раньше это были совпарторганизации) по вопросам работы левой почки, слезных желез или мизинца левой руки. Явление абсолютно беспрецедентное за всю историю человечества, но нас это вдохновляет, потому что хоть здесь мы действительно впереди планеты всей.
И дело тут уже давно не в рабском страхе. Наш мужик уже даже и не раб — он просто робот. Дернут за руку – проголосует как надо. Дернут за ногу – пойдет куда надо. Задействуют голосовые связки – прокричит нужный лозунг. А главное, он не будет задумываться над тем, над чем не надо задумываться. Тем более задумываться самостоятельно.
Русофобия, говорите? Но ведь только бесчувственные и послушные роботы способны раз в году, как по команде, впадать в патриотическую истерику, уродуя свои автомашины идиотскими надписями типа «На Берлин», «Трофейная» (это особенно умиляет на «навороченных» БМВ и Мерседесах, за которые хозяева отвалили не менее миллиона рублей) и даже «Броня крепка, и танки наши быстры – Т-34». Но при этом остаются абсолютно бесчувственными к тому, что добрая сотня тысяч тех самых «дедов», которым они якобы благодарны за Победу, вот уже почти семьдесят послевоенных лет живут в нечеловеческих условиях. А это говорит о том, что большинство россиян органически неспособно впускать в свое сознание очевидные факты, которые противоречат их собственным мифам о самих себе. В частности, мифу о «солидарности трудящихся».
И вот это чугунное равнодушие российской глубинки ко всему, включая свое социальное достоинство и свои права, надеется преодолеть наш «креативный класс» с помощью белых ленточек и утопических ультиматумов власти? А как же, возражают оптимистичные телепузики. Посмотрите: в некоторых областных центрах с белыми ленточками выходят от 20 до 150 человек. В Питере собираются бастовать рабочие «Форда». Просыпается матушка Россия, года через два-три Путину уйти придется. Вон, даже в Нижнем Тагиле рабочие Путину так прямо и сказали: плохо у нас с экологией, со здравоохранением, и дороги у нас ужасающие, а от всего этого люди из области уезжают. А он возьми да пошути: «Вам хорошие дороги построй, так вы все отсюда уедете». Вот и весь сказ.
И как-то невдомек нашим «креативщикам», что единственный успешный рецепт революции, существующий в России, нельзя повторить. Ведь сначала необходимо, чтобы российское государство ввязалось в изнурительную трехлетнюю войну, которая доведет население до нищеты и поставит на грань отчаяния, превратив его в яростное стадо волов, страдающих от невыносимой боли в натертой до крови холке. Затем необходимо, чтобы наиболее ушлые интеллигенты-царедворцы уговорили монарха отречься от престола, пока стадо не вырвалось из загона. После чего этим интеллигентам необходимо будет соорудить Учредительное собрание и упиваться там своими прекраснодушными речами до тех пор, пока месяца два спустя в Россию ни вернется из-за границы горстка интеллигентов-фанатиков, чтобы вышвырнуть из Зимнего благовоспитанных невежд и открыть ворота воловьего загона. Что поделаешь, русская власть — это вечный головастик, поскольку любая ее метаморфоза может происходить только в столице, где всегда были сконцентрированы, от греха подальше, все рычаги управления.
Но нашим тираноборцам этой хрестоматийной истины мало. Их ничему не научил даже прецедент первых постсоветских лет, когда российские толпы, еще вчера ликовавшие по поводу избавления от ига КПСС, почти сразу же разочаровались в «любительской» демократии новой элиты и запросились обратно в советское стойло.
Впрочем не стоит пугаться и впадать в греховное уныние. Русский народ никогда и никуда не исчезнет. Но глупо полагать, что изменить сегодняшнее его состояние можно ежедневным чтением лекций о пользе и благотворности гражданского общества. Зато я уверен в том, что рано или поздно рядовые россияне решатся-таки взглянуть на себя в зеркало. Вот с этого и начнется долгожданная и медленная эволюция нашего общества в сторону его сознательной эмансипации.
Что же касается нашей власти, то до этого неизбежного перелома она вряд ли будет заслуживать большего внимания, чем сугубо академическая любознательность энтомолога.
