Цивилизация
Стремительная отмена Мосгорсудом решения Замоскворецкого суда Москвы отпустить под залог спортсмена Расула Мирзаева, обвиняемого в смерти студента Ивана Агафонова, весьма необычна. Как правило, кассационные инстанции так не торопятся. И в данном случае эта спешка, скорее всего, объясняется страхом властей перед «новой Манежкой».
Сама печальная история о столкновении рослого мальчика-мажора с дагестанским чемпионом мира по смешанным боям у дверей московского ночного клуба, если ее очистить от мотивов межнациональной розни, к сожалению, более чем тривиальна. Тут даже не надо ссылаться на нездоровый уровень агрессии в нашей стране — подобные ссоры молодых разгильдяев (данная стычка произошла на почве приставаний Агафонова к спутнице Мирзаева), в том числе со смертельным исходом, нигде и никого в мире не удивляют. И победителей этих ссор, по законам цивилизованных обществ, как раз судят, внимательно разбираясь в том, кто кого оскорбил, кто на кого напал, у кого было заведомое преимущество, имелись ли злодейские умыслы. Судят и приговаривают в соответствии с результатами расследования.
Однако абстрагироваться от сугубо привходящих обстоятельств о нерусском происхождении Мирзаева, как выясняется, не получается.
По сути, обе задействованные стороны исходят из презумпции слабости следствия, обвинения и самого суда перед давлением. Иначе не понадобились бы обращения в суд членов дагестанского парламента и федеральных политиков. Не стоило бы подключать желтые программы национальных телеканалов к практически всенародному обсуждению прискорбного, конечно, но всего лишь бытового случая. Не было бы такого градуса истерики в блогосфере, в которой русские националисты не сомневаются, что Мирзаева «отмажут», занеся денег, или просто под «клановым давлением соплеменников». И не витал бы призрак Манежки над обычно куда менее торопливой кассационной инстанцией Мосгорсуда.
И не стоит эту торопливость приписывать влиянию общественного мнения как такового. Суд, следствие, да и власти вообще превосходно умеют его игнорировать. Что, когда речь идет о судебных и следственных органах, в общем-то, и правильно: не следует путать отправление правосудия с представлениями о справедливости, присущими массам. Но не в этом случае.
Дело Мирзаева совершенно незаслуженно превращается в политический вопрос. И при этом — совершенно неизбежно. Органы правосудия судорожно пытаются откреститься от подозрений в предвзятости, которые сыплются на них со всех сторон. В такой ситуации их опасения одновременно и постыдны, и оправданны. Любой уголовный или даже самый бытовой конфликт, в котором будут задействованы противостоящие группы населения (русские и дагестанцы, дачники и цыгане, полицейские и пэтэушники, лесники и браконьеры — на ваш выбор), при отсутствии признаваемого сторонами арбитра обречен на превращение в политическую проблему, которой с удовольствием будут в своих интересах пользоваться деятели самого разного пошиба. А это, разумеется, и дальше будет снижать акции правосудия в России.
Теперь становится понятно, что власти, в том числе судебная власть, осознают положение дел. Однако другой реакции, кроме процессуальных судорог, продиктованных страхом перед бунтом, они проявить не способны. И тем самым еще более дискредитируют себя.
Как бы ни закончился разбор дела Мирзаева — будет ли доказана его вина в смерти Ивана Агафонова или нет, понесет ли он реальное наказание или получит условный срок — окончательный приговор не убедит никого. Любое решение будет объяснено давлением на суд — угрозой Манежки или закулисными интригами защиты. Но отправлением правосудия оно признано не будет.
Самое неприятное во всем этом то, что дело Мирзаева — не отдельный казус, из которого можно извлечь уроки и забыть. По той же схеме подобные конфликты будут распухать и дальше, вытесняя право и суд на периферию общественной жизни.
