Цивилизация
Это пятнадцатилетие определенно не станут праздновать. Хотя если путинская эпоха что-нибудь значит для российской истории, то сама ее возможность возникла именно 2 июня 1996 года. Когда Анатолий Собчак проиграл петербургские губернаторские выборы, после чего его людям ничего не оставалось, кроме бегства в Москву. Как позднее выяснилось – к вершинам власти.
Владимир Путин просто не оказался бы в Москве, если бы его шеф не потерпел крушения в Петербурге. Не было бы ни мотива туда перемещаться, ни лифта, который поднял бы его там на этаж достаточной степени заманчивости. Ведь Путин был не из тех петербуржцев, которые волна за волной вторгались в столицу с конца 1980-х.
Этих очень разных людей объединяла лишь петербургская страсть отличиться на общественном или служебном поприще. Там были не только ораторы депутатских съездов, но и люди с чиновной закалкой. Почти все они забыты, хотя их карьеры взлетали высоко. Кто сегодня помнит председателя Госдумы Геннадия Селезнева или первого вице-премьера Алексея Большакова? А Сергей Степашин, скромно продолжающий службу в Счетной палате, побывал в конце 90-х и в премьер-министрах. Но
собственный земляческий клан в Москве, он же – лифт для перемещения туда петербуржцев, своего рода образец для будущего путинского клана, создал тогда только Анатолий Чубайс.
Однако Путин в ядре чубайсовского клана не состоял. В нем состоял Кудрин, первый заместитель мэра Собчака, который ведал городскими финансами. Даже и удержись Собчак во главе Петербурга, Кудрин вполне мог по зову Чубайса сделаться москвичом и сегодня служить в российском правительстве на той же примерно должности, на которой и так служит.
А Путин в этом случае остался бы с Собчаком в Петербурге и трудился бы там в стороне от великих страстей, по меньшей мере, до судьбоносного 2000 года, а то и дольше. Сделавшись к середине 90-х главным из трёх первых замов петербургского мэра, он избегал публичности и был почти не известен горожанам, но определенно был доволен карьерой, исполняя роль серого кардинала при своем темпераментном шефе.
То, что по совместительству он служил еще и начальником городского отделения тогдашней начальственной партии НДР, никоим образом не должно наводить на подозрение о какой-то общественно-политической жилке. Делами НДР в Северной Пальмире занимались чиновники калибром помельче и еще какие-то лукавые пиарщики. И те и другие – бездарно. Не они сделали Путина политиком.
Политиком (причем на старте этого своего нового поприща не просто политиком, а политическим изгнанником) его сделало поражение Собчака на выборах 2 июня 1996 года. Без этой выборной травмы Путина как будущего вождя просто не понять.
Представьте только этот его рухнувший разом мир. За несколько лет скромный отставной офицер-спецслужбист стал вторым человеком второй столицы. И все обвалилось. Хотя никто не предупреждал. Говорили, что эти выборы почти формальность и Собчак устоит. А победил Яковлев, с перевесом в каких-то жалких полтора процента, в 20 тысяч голосов, да и то, скорее всего, ему приписанных.
Весы этих выборов (а с ними и весы российской истории) колебались до последнего мгновения. Тут что ни событие, то зарубка на память для будущего национального лидера.
Опросы сулили успех Собчаку, но оказалось, что на вопрошателей полагаться не следовало. Урок? Конечно. За два дня до выборов прошли теледебаты, которые знаменитый оратор, разумеется, должен был выиграть, но он их по всем пунктам проиграл. Еще один урок: в любой ситуации лучше без дебатов. А потом на день голосования вдруг выпала чудесная погода, и избиратели Собчака, сплошь люди легкие на подъем, отбыли из города отдыхать и веселиться. Опять урок. Не полагайся на избирателей.
И вот, в ночь подсчета голосов к публике выходит председатель городского избиркома и произносит фразу, немного загадочную в устах скромного выборного регистратора: «Наши предвыборные оценки подтвердились – победил Яковлев Владимир Анатольевич». Уж конечно, это запомнилось. Подсчет голосов – штука поважнее, чем голосование.
Переворот в Смольном стал результатом стечения случайных, а также и заранее подстроенных обстоятельств. И
в душе чиновника, против собственной воли становящегося опальным политиком, неизбежно должно было возникнуть желание в дальнейшем все такие обстоятельства, все эти извращения демократических процедур, а заодно и сами демократические процедуры из обихода либо исключить, либо всецело подчинить их себе.
Яковлева называли вождем номенклатурного реванша, победителем демократических выдвиженцев. Хотя Собчак был далеко не вполне демократ. А на его победоносного противника, выходца из низов, дослужившегося в советское время лишь до средненачальственных должностей, подлинные авторитеты петербургской номенклатуры смотрели с высокомерием, хотя сами не имели ни малейших шансов быть избранными народом.
Эта коллизия тоже, наверно, запечатлелась в памяти рождавшегося тогда политика. Возможно, в форме оправдавшегося потом предположения, что незачем сливаться ни с номенклатурщиками, ни с карьеристами с демократическим прошлым, поскольку и те и другие покорно повезут любого, кто крепко ухватится за вожжи.
Ну а на первых порах петербургских беженцев приютил в Москве Чубайс, только что победивший Сосковца и Коржакова и находившийся тогда на пике могущества. Лучшую из имевшихся у него вакансий, Главное контрольное управление президентской администрации, получил, естественно, самый близкий – Кудрин. Но несколько месяцев спустя, когда Кудрина бросили на Минфин, эту должность унаследовал уже Путин, начав с нее стремительное свое восхождение по московским ступеням.
В этом тоже полно исторической иронии. Ведь Коржаков с Сосковцом, которых считают предтечами духа и стиля нулевых лет, как раз накануне своего падения поддержали в Петербурге Владимира Яковлева, без чего тот просто не смог бы организовать предвыборную кампанию. Получается, что именно они невольно проложили дорогу своему продолжателю, хотя на первых порах это и выглядело как его служебный крах.
Конечно, влияние личностей на ход истории не надо преувеличивать. Так ведь можно дойти и до неверия в народ. Но преуменьшать вклад вождей в историю тоже не следует. Владимир Путин и тот петербургский клан, который он за собой привел, определили лицо российской власти в нулевые годы и явно хотят определять его и в десятые.
Если бы в июне 96-го звезды встали чуточку иначе, это лицо было бы другим. А курс этой власти тоже был бы другим? На первых порах вряд ли. В 2000 году завинчивать гайки порывались все главные претенденты на президентство. Путин тогда вовсе не выглядел самым ярым.
Разумеется, завинчивать гайки можно с разной степенью упорства и продолжительности. Однако на исторических часах время такого завинчивания заканчивается. Кажется, готово измениться даже направление людских потоков между столицами. Отдельно взятые «московские петербуржцы» подумывают о возврате на старую родину, чтобы взять власть хотя бы там, чему доказательством призывы Сергея Миронова сместить Валентину Матвиенко. Может быть, рождается традиция, и борьба вокруг петербургской губернаторской должности становится обязательной приметой предстоящей смены эпох?
