Цивилизация
Новый год начался в исламском мире с чудовищных актов террора. В Египте смертник подорвал себя возле коптской церкви в Александрии — более двадцати человек погибли, около 100 получили ранения. Буквально через несколько дней в Пакистане был убит губернатор Пенджаба Салман Тасир. Он имел смелость просить о помиловании полуграмотной христианки Асии Биби, осужденной на смертную казнь за хулу на пророка. Весьма шаткие обвинения были выдвинуты против несчастной женщины односельчанками-мусульманками, повздорившими с ней на бытовой почве.
В Египте теракт, по всей видимости, совершила «Аль-Каида (организация запрещена в России)». По крайней мере, именно на одном из связанных с ней сайтов появилось обвинение против коптских священников, якобы не дающих разводов своим прозревшим (то есть принявшим ислам) женам. Но «Аль-Каида» явно рассчитывала поднести спичку к пороховой бочке: отношения между египетскими христианами и мусульманами носят очень напряженный характер, и кровавые конфликты здесь не редкость. Однако на этот раз «Аль-Каида» просчиталась.
Теракт осудил не только президент Хосни Мубарак, солидарность с христианами проявило и мусульманское сообщество. Мировую прессу обошли фотографии женщин в хиджабах, вставших живым щитом в церквах на Рождество (копты празднуют его по старому стилю).
Даже радикальные «Братья-мусульмане» (организация запрещена в России) заявили, что в принципе не против избрания президента-копта, буде на то воля Аллаха. Раньше подобной толерантностью они не отличались.
Совершенно иначе отреагировали мусульмане Пакистана на убийство губернатора. Мало того что Тасира убил его собственный телохранитель: он в одночасье стал народным героем. На помощь фанатику ринулись сотни адвокатов, люди засыпали своего кумира лепестками роз. Сейчас он занят в основном тем, что снимает себя исполняющим исламские песнопения на видео и выкладывает эти записи в интернет прямо из тюрьмы. Между тем над могилой проявившего милосердие губернатора не рискнул прочесть молитвы ни один лахорский имам, убитому посмертно отказали в принадлежности к исламской вере. Впрочем, несколько улемов успели сделать это и при его жизни, издав соответствующие фетвы.
Именно такое пугающее жестокосердие и превращает ислам в страшилище в глазах европейской публики, которая сразу вспоминает о малоприятных событиях из собственной истории.
Подъем «нового атеизма» во многом связан как раз с этим. На недавних дебатах в Канаде один из лидеров «новых атеистов» Кристофер Хитченс легко победил Тони Блэра, который с пылом католического неофита пытался религию защищать. И дело не только в красноречии атеиста (бывшему британскому премьеру его тоже не занимать), а в том, как сложились дебаты. На каждый пример святости и религиозного милосердия, приводимый Блэром, Хитченс приводил собственный, где степень религиозно мотивированной жестокости поражала воображение. Описания ужасов всегда впечатляют больше, чем рассказы о неземных радостях, что неоднократно отмечалось в связи с дантовой «Божественной комедией». Вот и состязание двух краснобаев не стало исключением.
«Культурные войны» между верующими и секуляристами, которые сотрясают западный мир и начинают проникать в Россию, строятся по сходной модели. Верующие настаивают на благостной стороне своей веры, секуляристы приводят примеры обратного. Получаются столь разные картины, что порой не верится, что речь идет об одном и том же явлении. Явление-то одно, просто очень сложное, а потому противоречивое. Религия оперирует вечными ценностями, превышающими ценность бренной жизни. Из этого следует, что ради них можно ею пожертвовать. Это открывает возможность для далеко идущих выводов. Мы восхищаемся подвижниками веры, но так же поступают и те, кто объявляют мучениками террористов-смертников. Для защиты высших ценностей, утверждают они, можно пожертвовать не только своей, но и чужой жизнью. А можно и вовсе обойтись чужой. Именно так рассуждают протестантские экстремисты — апологеты святости жизни, которые взрывают абортарии вместе с теми, кто на эту святость посягает. Можно считать это искажением религии, но трудно отрицать, что она оставляет место для таких интерпретаций. Стоит также отметить, что
религиозная санкция насилия не только его оправдывает, но истолковывает как благо для потерпевших. Еретиков сжигали (христианство) и сдирали с них кожу заживо (ислам), стремясь спасти их бессмертную душу. А буддисты, убивая тех, кто вел себя плохо, полагали, что таким образом не дают окончательно испортиться карме тех людей, чтобы у них оставался шанс стать хорошими хотя бы в следующей жизни.
Так что противопоставление кроткого буддизма и безудержных авраамических религий не более чем стереотип.
Правда, в религиях этих (иудаизме, христианстве, исламе) большую роль играет священная история, которой именно насилие придает необходимый импульс. Окончательное торжество добра достигается в ходе его битвы со злом, и на кон в ней поставлены не только отдельные души, но и судьбы целых народов. Апокалиптическая литература авраамических религий, прочитанная в соответствующем ключе, дает санкцию на малоаппетитные деяния, поскольку они совершаются во имя окончательной победы добра и онтологического преображения мира. В истории бывали случаи, когда верующие, решив приблизить этот триумф, брали его осуществление в собственные руки и устраивали настоящие бойни. В религиях Азии апокалиптика играет меньшую роль. К примеру, индусам, учинившим антиисламский погром в Айодхье, она не понадобилась. Хватило и священного пафоса восстановленной справедливости. Мечети Бабура, по их твердому убеждению, не полагалось стоять на месте рождения бога Рамы, а посему она была стерта с лица земли.
Религия выводит истоки добра и зла за пределы земной жизни и провозглашает ценности, превосходящие ее ценность. Поэтому в ней можно отыскать оправдание насилия, но это нисколько не отменяет заложенного там же идеала высшего добра. Поверхностные апологеты религии склонны закрывать глаза на первое, секуляристы — на второе. Однако
женщины в хиджабах не только добиваются того, чтобы их христианских соседок судили за хулу на пророка, но и выстраиваются живым щитом в церквах, где празднуют Рождество. Пусть первые — пакистанки, а вторые — египтянки, но вера-то у них одна.
И даже в Пакистане, где радикальный ислам делает национального героя из фанатика-убийцы, находится мусульманин, готовый пожертвовать собой (а Салман Тасир, судя по его последним сообщениям в Twitter, отлично сознавал, на что идет) ради жизни осужденной на смерть христианки.
