Цивилизация
В политологии есть такое понятие — первый императив политического действия. Суть его заключается в том, что действительность нужно признавать такой, какова она есть.
Понятно, что, если ты власть, тебе хочется видеть стабильность. Если ты оппозиция, тебе хочется в каждом проявлении активности тех или иных недовольных видеть репетицию падения нелюбимой (тобой) власти. А всех тех, кто с тобой не солидарен или видит действительность такой, какова она есть, называть болотом.
В прошлом десятилетии главная тогдашняя оппозиционная сила каждые полгода провозглашала, что «преступный режим вот-вот падет». А газета «День» в середине 1993 года опубликовала рассказ о том, как на Красную площадь выходят 100 000 протестующих, внутренние войска отказываются стрелять в народ, Ельцин и Чубайс пытаются добраться до аэродрома, чтобы улететь за границу, но по дороге их арестовывает чуть ли не их собственная охрана. Потом были сентябрь и октябрь 1993 года. 3 октября к Верховному совету вышли не то что 100 000 – по некоторым оценкам до полутора миллионов человек. Вышли – и ушли к ночи. Утром 4-го здание парламента было взято – в общем-то даже не штурмом.
Коммунисты прочили падение власти чуть ли не все 90-е годы. Теперь прочат грядущее падение уже другой власти остатки тех, кто правил страной в 90-е и начале 2000-х.
В чем отличаются уверения в том, что «вот-вот! Уже близко. Уже ругают. Народ поднимется…», от анализа того, почему народ все еще не поднялся – хотя лично ты вот так крепко ненавидишь эту власть?
В том, что в первом случае достаточно предвкушать – и заранее праздновать победу. Во втором нужно анализировать, почему тебя преследуют неудачи, выискивать свои ошибки и много трудиться, переделывая себя.
Довольно ли нынешнее общество нынешней властью? В основном нет. Почему тогда оно ей подчиняется или, во всяком случае, не выступает против? Блестящий ответ на это дан в докладе «Характер массовой поддержки нынешнего режима». Его автор
Борис Дубин полагает, что следует говорить не о доверии или поддержке власти, а о «передоверении большинством какой бы то ни было инициативы первым лицам». Социолог отмечает еще одну важную характеристику действующей власти, говоря, что это «в определенном смысле достижение путинского периода — власть, которая не «достает».
Имеется ли при этом в обществе потенциал протеста? Да. Он был еще и до кризиса. Тем более имеется и сегодня. Однако, согласно январским данным Левада-центра, в декабре кризисного 2009 года индекс социальных настроений составил 115%, увеличившись на 13 пунктов по сравнению с самым низким – мартовским – уровнем. В плюсе на конец года были и все прочие индексы: текущего положения семьи, текущего положения страны, ожиданий, оценки власти.
Можно выдвинуть два возражения. Первое, что протест часто является не продуктом ухудшения, а продуктом недостаточно быстрого улучшения ситуации. Второе, что для декабря 2009 был характерен потребительский всплеск, на место которому пришел спад начала года. Но если и говорить о спаде, то он не был настолько существенен, чтобы погасить динамику улучшения за последние месяцы.
Действительно, по данным ВЦИОМ, с декабря несколько увеличилась доля обсуждающих в быту тему увольнения (с 47 до 51%), с ноября 2009 немного выросло число россиян, в окружении которых многие потеряли работу (с 15 до 17 %). С декабря до февраля увеличилось число тех, кто считает вполне вероятной потерю работы – с 21 до 26%. За тот же период с 41 до 39 упала доля полагающих, что они найдут новую работу без особого труда. Однако доля полагающих, что найти новую равноценную работу окажется практически невозможно, хотя и подросла за тот же период, но составляет в целом незначительную часть в составе населения – 14%.
При этом если сравнивать оценки гражданами двух кризисных лет – 1998-го и 2009-го – то очевидно, что нынешний кризис переживается менее болезненно: 58% россиян назвали 2009 год лично удачным, неудачным – 30%. Десять лет назад картина была противоположной: 37% говорили о 1998 годе как об удачном, 49% придерживались обратного мнения.
Характерно, что наиболее позитивно оценивают год кризиса самые активные молодежные группы населения: об удачности года говорят почти три четверти тех, кому от 18 до 24, и больше 60% граждан моложе 35.
Можно добавить и перекликающийся с этим момент. По последним данным ФОМА, притом что с декабря 2009 года электоральная поддержка и Путина, и Медведева несколько сократилась (у первого с 66% до 63%, у второго с 58% до 57%), интересно ее соотношение в разных возрастных группах. Если основной группой поддержки Путина (при учете не очень большой разницы в показателях) сегодня является в первую очередь молодежь, то основной группой поддержки Медведева, как ни странно, пенсионеры.
Среди различных групп по доходам поддержка Путина во всех имущественных группах выше поддержки Медведева, при этом у них обоих наиболее высока поддержка среди обладателей среднего дохода.
Поддержка каждого из них несколько ниже в Москве, но имеет тенденцию нарастания по мере уменьшения населенного пункта и продвижения на периферию. Так что
пока нет оснований говорить, что спокойствие в Москве, как наиболее богатом городе, не показательно для страны. Медведев имеет самые сильные позиции (свыше 60 %) в городах с населением от 50 до 250 тысяч человек и селах, Путин – в городах-миллионниках и городах с населением от 50 до 250 тысяч человек и селах.
Протестовавший недавно Черняховск (с населением в 48 тысяч человек) не в самой благоприятной, но и не в самой опасной для Путина группе, и это дает основание пока не считать выступления нем граждан системно показательными.
Хотя на фоне этой высокой поддержки ни общество в целом, ни даже группа лояльных Путину и Медведеву не считает стабильность в обществе высокой. Здесь можно выделить два интересных, хотя и разнопорядковых явления. Первое — это вполне естественная низкая доля среди нелояльных тех, кто говорит о высокой стабильности в обществе, и это как раз отражение уверений части представителей позиции, что «уже начинается. Февраль уж на дворе!» Второе – то, что даже в среде нелояльных все же меньшинство рассматривает уровень стабильности как низкий. То есть
те, кто нелоялен тандему, в массе своей вовсе не солидарны с пытающимися шуметь на площадях активистами.
Те регионы, где активность повышается, интересны, и эти случаи нуждаются в отдельном анализе, но пока представляется, что это не начало некоего протестного «половодья», а лишь спорадические явления, связанные в основном с теми или иными местными проблемами. Нужно учитывать, что отношения населения особенно сложны именно с региональной властью: 65% граждан выступают за их прямые выборы, тогда как против лишь 21 % (см. данные опроса)
Хотя, безусловно, нужно признать еще одну интересную деталь: за последнее время при по-прежнему доминирующем индексе одобрения деятельности премьер-министра за месяц (53%) соответствующий индекс одобрения правительства снизился с 22% до 16%, а индекс доверия СМИ вырос с 23% до 27 % (см. опрос).
Если же говорить о протестных настроениях и их распространенности, то, по февральским данным ФОМ, в феврале действительно 30% населения испытывали недовольство и протестные настроения. Но в загульном январе 2010-го их было 37%. При этом лично готовы принять участие в протестных акциях менее половины – 14% (16% в январе). При этом снижается как число тех, кто полагает, что через месяц протестных действий станет больше, так и доля тех, кто считает, что их будет меньше.
Но и 14% готовых к личному протесту граждан – это много. 14% при известной активности и координации могут потрясти (если не перевернуть) всю страну. Но как там было у Стругацких в «Трудно быть богом»: «А казалось бы, чего проще: десять тысяч таких молотобойцев, да в ярости, кого хочешь раздавят в лепешку. Но ярости-то у них как раз еще нет. Один страх. Каждый за себя, один бог за всех».
И вряд ли стоит так уж винить недовольных, но пассивных. Для того чтобы готовые пойти действительно пошли, нужно, в частности, чтобы было за кем.
Для того чтобы народ поднялся и что-то сделал, мало, чтобы он был недоволен. Мало даже, чтобы власть была нелегитимна, – нужно, чтобы легитимным стало существование оппозиции. То есть чтобы она обладала авторитетом в глазах как недовольных, так и тех, кто готов их поддержать.
Сегодня всё как в «Манифесте» Маркса: «Аристократия размахивала нищенской сумой пролетариата как знаменем, чтобы повести за собою народ. Но всякий раз, когда он следовал за нею, он замечал на ее заду старые феодальные гербы и разбегался с громким и непочтительным хохотом».
Это про нынешних претендентов на роль народных вождей. Особенно про остатки «аристократов» времен 90-х. Если даже предположить, что народ недоволен социальной несправедливостью, наивно рассчитывать, что он пойдет добывать справедливость под знаменем тех, кого в первую очередь винит в установившихся порядках.
