Цивилизация
Модернизация и инновационное развитие не создаются по указу, распоряжению или начальственным окриком. Конечно, радикальные властные и мобилизационные эксперименты имели место в нашей истории. Приобретали, например, то формы опричнины, внутреннего разделения государства и холодной гражданской войны. То петровского бритья бород, призыва к управлению страной иностранцев и насильственной европеизации. То сталинских коллективизации, индустриализации и репрессий. Сегодня, однако, об этом речь явно больше не идет. Издержки запредельны, и государство с обществом подобных новых порывов могут и не пережить. Тем более,
когда речь идет о современной инновационной экономике, основанной на знании и свободном творчестве, будущее может создавать только критическая масса рук, мозгов, идей и воли, которая возникает в самом обществе.
То есть только большинство народа, не принужденное к чему-то, но объединенное общими ценностями и общей идеей. Прямое обращение Дмитрия Медведева к нации в статье «Россия, вперед» подтверждает понимание российской властью этого факта.
Здесь, однако, на первый план выходит названная президентом проблема не дающих развиваться «запущенных социальных недугов» страны. К ним, помимо привычки к сырьевой экономике и вековечной коррупции, Дмитрий Медведев отнес и «широко распространенные в обществе патерналистские настроения» — уверенность в том, что все проблемы должно решать государство, и отсутствие привычки «делать себя», добиваться личного успеха. Неслучайно именно тезисы про патерналистские настроения и общественную пассивность из обращения главы государства вызвали довольно бурную дискуссию.
Патернализм, конечно, весьма развит и укоренен в нашем обществе. Но это не приговор и соответствующие настроения вовсе не тотальны. Более того, за последние десятилетия, когда для этого появились хоть какие-то возможности, огромное число людей не только пытались делать себя и строить свой личный успех, но и кое-чего на этом пути добивались. Другое дело, что эти ростки успеха легко в любой момент могут отнять: соответствующих поползновений много, в том числе и со стороны государства. С другой стороны, особо успешные, кто имел для этого возможности, слишком часто «делали себя» с помощью двух других недугов – привычки торговать сырьем и коррупции. Иные же — технари, ученые и прочие профессионалы — резко увеличивали свой личный успех и возможности реализовать себя, когда уезжали творить, добиваться результата и признания за границу. Как правило, кстати, при этом выяснялось, что русские люди никакими особыми социальными недугами не страдают, вполне профессиональны, компетентны, конкурентоспособны и обладают желанием добиваться успеха своими способностями. Так что,
дело тут не столько в настроениях, сколько в тех практиках социальной и экономической повседневности, взаимоотношениях государства и общества, круговорот которых нас окружает и создает настоящие социальные омуты для модернизации.
В чем, собственно, состоит проблема? Традиция существования в жизни страны сверхкрупного по размеру и объему решаемых вопросов государства не нова. Она не думает увядать и сейчас. Россия сегодня – страна победившей бюрократии. Бюрократическое государство все ярче обнаруживает корпоративистские черты, скрупулезно все регламентирует, строит иерархии и вертикали, поддерживает высокое участие в экономике и в общественном перераспределении при сохраняющихся больших имущественных и социальных диспропорциях. В принципе, машина бюрократической власти живет под девизом «никто кроме меня», полагая, что просто больше некому взять на себя бремя всех и вся рассудить, все решить и разрулить, всех утешить и спасти.
Бюрократия сама подогревает патерналистские настроения, государство очень часто хочет, чтобы надеялись только на него, и тем самым оправдывает свою «миссию», а через это – оправдывает и пороки государственного аппарата, и прочие «человеческие слабости» самого бюрократического сословия.
И дело вовсе не в тотальной злонамеренности мыслей и эгоистичности намерений властных элит. У системы есть очень четкие принципы воспроизводства в социальной среде. В самом российском обществе существует крайне низкий уровень доверия к ближнему, к обществу в целом, к его институтам, включая, конечно, и рыночные институты, а также конкуренцию.
Естественно, что «большое государство» и его постоянное вмешательство исторически такой ситуации способствуют. Хотя здесь есть и другие факторы, включая все сложности транзита, переходного состояния общества в последние два десятилетия. Социальные отношения сегодня в России сильно «монетизированы». В обществе мало доверия, ценностных связок, чтобы обеспечивать взаимопонимание и взаимодействие между разными социальными группами, поколениями, субкультурами и подсистемами ценностей. Деньги часто оказываются единым эквивалентом социальных связей и суррогатом единой системы ценностей, превращающим «цену вопроса» в гипертрофированно важную часть социальных отношений.
Отсутствие или неразвитость в обществе эффективных формальных институтов вовсе не значит, что вместо них царит анархия, исключительное «право сильного» и война всех против всех. Напротив,
вместо формальных и видимых институтов работают неформальные и теневые институты и практики – прежде всего та самая коррупция, возможности заплатить и договориться, которые обеспечивают определенный уровень доверия и предсказуемости, а также технологии эффективности и коммуникации в обществе.
При таком положении дел в социуме, государство раз за разом вынуждено пытаться максимально регламентировать социальную и экономическую жизнь, усиливать механизмы государственного распределения, выстраивать иерархию социальных групп и их, образно говоря, «сословных прав». Рентная природа богатства страны только усиливает тенденцию к корпоративности, а также неравенство и представления в обществе о несправедливости перераспределения и «царстве привилегий».
Но такой патернализм государства на новом витке подрывает возможности сотрудничества граждан между собой, социальной солидарности и усиливает недоверие. Потому что различные социальные группы – «сословия», «корпорации» – вступают в борьбу с государством и друг с другом, не за то чтобы обеспечить свободу, равенство возможностей и справедливость, а за то чтобы иметь больше привилегий и больший кусок пирога со стола государственного патернализма.
Существенным результатом является и искажение систем вертикальной социальной мобильности, отключение «на профилактику» или за ненадобностью «социальных лифтов», поскольку «правила игры» предполагают жесткие, неравные и часто воспринимаемые в качестве несправедливых «сословные», клановые и имущественные цензы на социальное продвижение. Тогда как например для той же инновационной экономики, построенной на знаниях, для способности творить и создавать новое главным и решающим является «образовательный ценз» социального роста. Необходимо, чтобы именно неравенство по уровню и качеству образования — а вовсе не имущественное неравенство — играло главную роль в социальной дифференциации.
В России все еще сохранятся даже очень хорошая и качественная образовательная система. Однако само образование в тридцатиэтажном небоскребе социума является «лифтом», который ходит лишь с первого на десятый этаж. А чтобы поехать дальше, нужно пересаживаться в другие лифты, где главную роль играют деньги, связи, родство, землячество и что-нибудь еще корпоративное.
И так раз за разом, виток за витком; только результатом является все тот же низкий уровень доверия в обществе и — новые требования к государственному патернализму: чтобы государство в режиме ручного управления услышало жалобу, вмешалось, исправило, навело порядок, распределило, снова перераспределило, а также назначило правых и виноватых. Мы имеем дело с порочным кругом этих взаимосвязей, системой, где причины и следствия перемешались и воспроизводят друг друга с энтузиазмом вечного двигателя. Все это сегодня, пожалуй, оказывается важнейшим препятствием для качественного развития для страны. Все это подтверждает, что
для целей российского модернизационного проекта важны не только и, подчас, даже не столько экономические и технологические новации сами по себе, но социальная терапия отношений в обществе и принципов взаимодействия власти и общества.
Насколько необходимы «демонетизация» ценностей, устранение диспропорций «сословности» и «корпоративности» социальных коммуникаций, восстановление социальной динамики и мобильности, возвращение в общественный договор принципов доверия и социальной солидарности. До какой степени важны взращивание и развитие эффективных «институтов общественного доверия», институтов защиты прав граждан и собственности – прежде всего эффективной и независимой правовой и судебной системы и независимых СМИ. А сверх того – насколько решающую роль играют качество и меритократические принципы формирования самой политической элиты.
Автор – заместитель директора Института социальных систем МГУ им. Ломоносова.
