Цивилизация
Российская власть редко выступает с интерпретациями современных внутриполитических проблем. В этой связи недавняя встреча президента РФ Дмитрия Медведева с муфтиями Северного Кавказа и главами северокавказских регионов стала событием особого рода. Точнее сказать, не встреча, а вступительное и заключительное слово главы государства. В этих выступлениях прозвучали некоторые принципиальные тезисы, позволяющие говорить о том, как высшие должностные лица страны понимают феномен российского ислама. Пересказывать обе речи президента (даже конспективно) не имеет смысла. На официальном сайте главы государства они приводятся целиком. Но зафиксировать наиболее важные выводы нужно.
Во-первых, глава российского государства считает единственными легитимными представителями исламского мира «духовный генералитет», то есть руководителей. Во-вторых, он делит российский ислам на «традиционный» и «нетрадиционный». Первый априори относится к «конструктивному», а второй к экстремистскому направлению мировой религии. В-третьих,
взаимодействие с «конструктивной» частью исламского мира видится главе государства как преференциальная политика по отношению к бюрократической надстройке, выступающей от имени и по поручению всех мусульман. Практика, хорошо знакомая по нашей национальной политике, когда на роль «генералов» номинируются лидеры национально-культурных автономий.
Но духовные управления мусульман при всем к ним уважении и презумпции невиновности по отношению к их религиозной практике не являются единственными представителями российского ислама! И было бы логично разобраться, кто они — «неконструктивные» мусульмане, называемые нашими СМИ, политиками, сотрудниками правоохранительных структур чаще всего «ваххабитами». Те, кого так принято называть, свои действия квалифицируют как борьбу за «обновленный ислам», ислам «молящийся», противостоящий исламу «обрядному», или «похоронному» (то есть востребованному только по определенным причинам и датам, но не являющемуся нормой жизни). Укоренение «ваххабизма» на Северном Кавказе (а именно с ним связаны самые громкие теракты последних лет и месяцев) – необходимый повод для серьезного, обстоятельного обсуждения этого религиозно-политического явления.
«Ваххабизация» постсоветской истории Кавказа является одним из главных звеньев официальной версии кавказской политики РФ. В соответствие с нею «вызовы» стабильности и безопасности региона носят не внутренний, а внешний характер.
В качестве идеологического оружия внешней экспансии на Кавказе выступает ваххабизм, а ваххабиты представляются в качестве своеобразных агентов влияния иностранных держав. Покровителями ваххабитов называют чаще всего Саудовскую Аравию и Пакистан, а также и «традиционных» геополитических соперников России – Великобританию и США. К данной системе взглядов даже присматриваться тщательно не нужно, чтобы увидеть слегка видоизмененную концепцию борьбы с «мировым империализмом».
Согласно официальной схеме, с помощью идей радикального (или «чистого») ислама с «пути истинного» оказались сбиты чеченцы, ингуши, аварцы, карачаевцы, балкарцы и представители других народов юга России.
Наиболее последовательными защитниками подобного взгляда (если угодно — подобной историософии) сегодня выступают представители так называемого традиционного ислама, организационно объединенного в духовные управления мусульман (ДУМ) различных субъектов федерации. Именно с ними 28 августа встречался президент Медведев, который, не отрицая общей направленности данной концепции (о внешнем факторе), все же считает, что внутренние причины не менее, а в чем-то и более важны.
Мотивация «официальных мусульман» понятна. С распадом СССР и крахом коммунистической идеологии перед ними открывалась возможность заполнить образовавшийся идейно-политический вакуум в умах и душах советских граждан, обратившихся к духовному наследию предков. По словам ведущего эксперта по изучению ислама в Дагестане Загира Арухова (погибшего в 2005 году от рук экстремистов), «ожидалось, что тотальность исламской системы регуляции, ограниченность ислама как социокультурной системы, гибкое взаимодействие с государственной властью – все это даст исламу важные преимущества в условиях социополитической перестройки общества». Однако у «традиционного ислама» (в котором коранические установки тесно переплетены с этническими традициями) сразу же появился конкурент – ислам «обновленческий». В теологических спорах официальные (традиционные) исламские структуры конкуренцию выдерживали (и выдерживают) с трудом. По справедливому замечанию российского эксперта Ахмета Ярлыкапова, «не имея образованных служителей культа, лишенные возможности общаться с единоверцами и получать от них информацию, к 1970–1980- м годам советские мусульмане создали особую, локальную форму ислама. Ее особенность – обилие неисламских по происхождению норм и многочисленные нарушения установившегося порядка отправления собственно исламских обрядов». В особенности эта проблема касалась Кавказского региона, в котором в советский период была фактически утрачена сеть исламских образовательных учреждений. «Традиционных» мусульман и их духовных лидеров стала критиковать молодая поросль, включая и тех, кто получил религиозное образование за рубежом. И все это происходило в контексте другой серьезной для Кавказского региона проблемы – разрыва между населением и официальными структурами (включая и духовные управления мусульман, лояльные власти).
Несколько лет назад известный российский этнополитолог Рамазан Абдулатипов с грустью констатировал, что «власть и народ чаще всего встречаются на похоронах». К сожалению,
представители официального ислама зачастую оказывались заинтересованными не в повышении собственной богословской квалификации, а в превращении в департамент по исламу республиканских администраций.
Среди «обновленцев» не последнюю роль играли и «ваххабиты». Однако между этими двумя понятиями нельзя ставить знак равенства. В рядах «обновленцев» есть и те, кто, не принимая экстремистской практики «ваххабитов» и не участвуя в терактах и другой противозаконной деятельности, жестко оппонирует духовным управлениям мусульман (и по социальным, и по теологическим мотивам). Впрочем, этот «третий путь» требует отдельного содержательного разговора. Понятие «ваххабиты» мы также заключаем в кавычки, потому что это не самоназвание сторонников одной из наиболее политически радикальных версий ислама. Они считают это определение прозвищем или политическим ярлыком, именуя себя единобожниками (муваххидун) или приверженцами первоначального (чистого) ислама, «идущими по пути предшественников» (салафийун). В деятельности современных «ваххабитов», безусловно, присутствует экстремизм. Как правило, «ваххабиты» являются организаторами и исполнителями терактов. Именно они создали Отдельную исламскую территорию в Дагестане в 1998–1999 гг. (Кадарская зона) и Кавказский эмират в октябре 2007 году. Именно они стали ударной силой в терактах и диверсиях против российской власти, общества и тех же мусульман, не разделяющих их установки.
Однако было бы верхом неграмотности связывать возникновение того же чеченского сепаратизма с ваххабизмом или объяснять происхождение последнего одними лишь кознями иноземных противников России. Напомним, что отец-основатель непризнанной Ичкерии никак не ассоциировал себя с ваххабизмом. Напротив, он принадлежал к «традиционному» суфийскому ордену (тарикату) Кадирийа.
Вообще же суфийские религиозные авторитеты (то есть «традиционалисты») немало сделали для утверждения сепаратистских, исламистских и антироссийских настроений в Чечне. С ваххабитами не был связан и третий президент непризнанной Ичкерии Аслан Масхадов.
Ислам «ваххабистского» толка, будучи наднациональным религиозным проектом, не имеет ничего общего со светской этнократией, которая представляла не меньший вызов российским государственным интересам.
Между тем представили «официального» ислама были не слишком активны в осуждении партикуляристских клановых режимов, сложившихся на Северном Кавказе после распада СССР.
И, пожалуй, самое важное. Сегодняшняя борьба с ваххабизом – это противостояние не причинам, а следствиям болезни. Идеи «чистого ислама» как пути альтернативного коммунизму и либеральной демократии находят массовую поддержку у жителей Кавказа. В этом смысле они самые что ни на есть внутренние, а не занесенные извне. Безработица при высоких темпах рождаемости и плотности населения, бедность, нетраснпарентность власти подпитывают исламских радикалов. Их сила возрастает и из-за слабой интеграции жителей региона в общероссийские социальные процессы. Распространение «ваххабизма» облегчается и благодаря ошибкам представителей «официального ислама». Они нередко оказываются не готовыми к серьезным теологическим диспутам, ежедневной работе с паствой. Их помыслы направлены на удержание власти при поддержке государственных институтов РФ.
Но является ли безусловная поддержка «официальных мусульман» на основании одних лишь их внешне пророссийских деклараций стратегически правильным курсом? Ни для кого ведь не секрет, что зачастую под маркой борьбы с «ваххабизмом» руководители ДУМ дискредитируют любые попытки обновленчества, сам процесс модернизации ислама, а строптивых проповедников записывают одним росчерком пера в «ваххабиты» и «террористы». Мягко говоря, не совсем однозначны и призывы многих «традиционалистов» к неправовым формам противодействия «ваххабизму».
Борьба с «ваххабизмом» (понимаемым очень широко) как стратегический курс выгодна лидерам духовных управлений мусульман. Но насколько Российское государство должно безоговорочно следовать этому курсу? Тем паче что Россия является светским государством. Было бы хорошо, если бы господдерджка «нашего» ислама сопровождалась выдвижением определенных условий к его лидерам, таких как религиозная модернизация и организация диалога с умеренными «обновленцами» (с экстремистами диалог вряд ли возможен и необходим). Абсолютное потакание «исламской элите» (если угодно, своеобразной религиозной «партии власти») чревато реальной массовой «ваххабизацией» всего Кавказа (а затем и Поволжья).
Политика односторонней господдержки «нашего» ислама приведет к еще большей теологической и социальной замкнутости «традиционалистов», еще большей их «аристократизации» и отрыву от массы верующих.
В известном смысле огосударствленный «традиционный» ислам начала XXI века может повторить судьбу огосударствленного православия начала ХХ века. И в первом, и во втором случаях конфессиональное объединение, ассоциированное с государством, принимает на себя и все грехи государства-покровителя. При реализации сценария по дальнейшему огосударствлению «традиционного» ислама его оппоненты получают в руки такой мощный ресурс, как эгалитаризм.
Принимая во внимания популярность эгалитаристских настроений на Кавказе, нетрудно прогнозировать рост исламского радикализма, включая и крайние формы. Выход у российской власти один.
Светскому государству необходимо реагировать не на религиозные ярлыки, а на политическую сущность того или иного социального явления.
Не дело властей разбираться, что предпочтительнее для правоверного мусульманина – почитать духовных наставников и поклоняться святым местам или бороться с пережитками «языческого» поклонения могилам. Дело государства – вовремя пресекать террористические акты, жестко и если потребуется, то и жестоко противодействовать ксенофобии и радикализму, от кого бы они ни исходили. В данном случае речь идет о соблюдении пресловутой равноудаленности. Проблема не в том, чтобы мириться и любиться с ваххабитами. Очевидно другое. Без нормального диалога с умеренными и вменяемыми сторонниками «обновленческого» ислама, а также без внутриисламского диалога на Кавказе проблема религиозного экстремизма нескоро исчезнет из российской повестки дня.
Автор — заместитель директора Института политического и военного анализа.
