Цивилизация
О том, что все может кончиться не только без погромов, как в прошлый раз, но и без привычного абсолютного большинства, молдавские коммунисты догадывались задолго до объявления результатов exit-polls, не суливших им ничего хорошего. И в интервью, которые раздавал президент Воронин накануне закрытия избирательных участков, он временами словно забывал о необходимости демонстрировать нерушимую веру в победу молдавского коммунизма. Получалось это неубедительно, особенно на фоне вполне конструктивных рассуждений о необходимости широкой коалиции и вполне обидных предположений о том, как передерутся оппозиционные лидеры, когда придет пора делить портфели.
И, конечно, вспоминал и ставил в пугающий пример Украину.
Сама молдавская история с географией располагает к таким сравнениям, тем более что канва нынешнего молдавского сюжета неизбежно вызывает «оранжевые» аллюзии. И не должно смущать то, что может показаться натяжкой.
Особого «оранжевого процесса» в Молдавии не наблюдалось, и сравнивать с морозной киевской революцией то, что происходило в Молдавии в апреле, не станет ни один поклонник исторических аналогий.
Да и отступник Мариан Лупу, до апреля верный коммунист, к повторным выборам превратившийся едва ли не в ключевую фигуру оппозиции, не слишком тянет на роль Ющенко или Тимошенко. Но дальнейшее развитие событий представляется до боли знакомым и щедрым на параллели. Коммунисты выглядят теперь Януковичем, обреченным на победу и дальнейшую жизнь в оппозиции. А оппозиция, в которой, правда, имеются вполне партхозактивные персонажи, занимает свои «оранжевые» скамьи, но никаких объективных признаков того, что у них с объединением получится лучше, чем у украинских соседей, не наблюдается. И если Киев радует мир бесконечным варьированием коалиций, то Кишинев в том же духе теперь будет искать президента, для выбора которого требуется 61 голос – притом что контролирует оппозиция от силы 53.
Здесь, правда, есть нюансы. В оппозиции строят планы, которые и не снились украинским оранжевым. Они не отправили в историю своего Кучму и его наследника, Владимир Воронин по-прежнему остается президентом. Но он теперь не просто «хромая утка», для него все немного хуже: он оказался в той ловушке, которую сам и сконструировал. Вынужденный оставить президентское кресло, он сделал все для того, чтобы обесценить его значимость, явочным порядком назначив главным в стране пост спикера. Но теперь единственным, что в рамках получившейся арифметики могут сделать оппозиционеры, не оглядываясь на коммунистов — это как раз то самое спикерское место и занять. И их не слишком пугает уже исследованный Молдавией тупик с выявлением президента. Теперь распускать парламент президент может только через год. А за это время можно очень многое успеть сделать, учитывая, что большинство в парламенте, при грамотной работе, может многое поменять: от силовых структур до масс-медиа. В общем,
коммунисты вместе со своим вожаком рискуют самым трагикомическим образом оказаться жертвами того порядка, который они так кропотливо выстраивали для себя.
На вопрос о возможности трансформации молдавских коммунистов во что-нибудь более современное, в Молдавии всегда отвечали: не с Ворониным. То есть людей с современными взглядами в партии всегда было достаточно. Но поскольку эта партия была властью, любые идейные искушения легко гасились прагматическими выгодами, от того что и безо всякой эволюции имелось. Обычная модель, которая безотказно работала в условиях контрольного пакета. Но теперь разрушителем монополии выступил один из лидеров партии — Мариан Лупу. И хоть все понимают, что для него это было всего лишь эффективным способом борьбы за президентство, тем более становится очевидным, что теперь для комфортного самовыражения открываются совершенно новые варианты. И вряд ли правы конспирологи, считающие Лупу эдаким воронинским проектом по расширению коалиции в парламенте. Во-первых, слишком успешно выступила Демократическая партия, которую возглавил Лупу, а в ней слишком много народу, всерьез опасающегося, что в случае коалиции с коммунистами им просто перестанут подавать руку. А во-вторых, все слишком хорошо помнят опыт Юрия Рошки, некогда отчаянного народнофронтовца, который пошел на союз с Ворониным и сегодня со своей Христианско-демократической народной партией не дотягивает даже до 2%.
Но даже эти расчеты оппозиции сулят вполне украинскую интригу.
Без Лупу либеральная оппозиция не сможет даже назначить спикера, а Лупу предлагает широкую коалицию, которая выглядит еще более эфемерной, чем альянс украинских «оранжевых».
И это только оттеняет тот факт, что украинский 2004-й действительно случился. Традиционная власть уходит. Что с ней будет дальше, теперь вопросом актуальной политики не является. И может статься, в конечном итоге коммунистам придется меняться хотя бы для того, чтобы безо всяких надежд на превращение в евро-социалистов остаться «просто Януковичем», который кто угодно, но никак не Кучма.
Но есть у этой бури в маленькой стране и другой, не столь молдавский, но от этого более поучительный ракурс. От аналогий на нашем во многом схожем пространстве не уйти. Про Украину, самую из них очевидную, сказано всеми, но не она в этом плане самая интересная.
Маленькая страна, которая даже не интересует строителей глобальных трубных проектов, оказывается типичной для всего СНГ.
Между прочим, первый кризис Содружества случился именно в Кишиневе, в далеком уже 97-м году, когда на очередном саммите СНГ коллектив единомышленников впервые спросил у Москвы, какие у него будут все-таки бонусы от признания Москвы главной. Молдавия вызывает аллюзии с Украиной 2004-го, но она же и немного Белоруссия начала 90-х, просто надо вспомнить, как все начиналось, когда еще не было никакого Лукашенко. Романтики-народнофронтовцы, поднимавшие белорусские стяги и реанимировавшие белорусский язык, они даже почти побеждали на выборах. Конечно, им не дали победить, конечно, административный ресурс, все так. Но они так и не успели стать своими для тех, кто в итоге потом много лет кряду будут голосовать за Лукашенко.
Юрий Рошка хоть остался в Молдавии. Иные, поскольку Румыния не пришла к ним, предпочли соединиться с Румынией в частном порядке. И румынское для почитателей коммунистов стало таким же пугалом, как для почитателей Кебича, а потом Лукашенко – литературный белорусский. Только в Молдавии народнофронтовцы все-таки идейно выжили – может быть, слишком близка была Румыния, которая для молдаван была не просто Румынией, а Европой. А Европа под боком кое-что значит даже для коммуниста Воронина, в самые трогательные минуты единения с Москвой не забывающего о европейской интеграции. Член ГУАМ, который этот ГУАМ критикует, но не собирается из него выходить – это ли не символ СНГ, каким может себе позволить быть страна без громадья глобальных планов?
Молдавия – маленькая страна, в этом смысле она еще и европейская Киргизия, незаметная и бедная, только здесь даже негде поставить военную базу.
Молдавия, кажется, всех интересует самым честным образом: просто государство, с которого никаких выгод, ни военных, ни энергетических, так – один номинальный голос в международных организациях, некая государственная единица, то, что произносится через запятую.
Да, похоже на Украину, но Украина – это символ, это чемпионат Европы по футболу и крупнейшая страна континента. А у Молдавии все амбиции — стать членом еще какой-нибудь международной компании в качестве все той же государственной единицы. В общем, Люксембург. Только очень бедный. И поэтому происходит в такой стране все то же самое, что и везде на наших путаных широтах.
Здесь растет новое поколение, которое уже не говорит по-русски и которому достаточно лишь намекнуть, что голосовать за коммунистов – это просто привычка, от которой легко избавиться. И примерно то же самое – с Россией, которую во время войны с Грузией не до конца поняли даже в Приднестровье.
Все, что везде – но в Молдавии происходящее повсеместно происходит средневзвешено. Как в идеальном эксперименте. Здесь ничего не искажено размерами, устремлениями и амбициями. Это, как считается, последняя страна Европы, где правят коммунисты. Но это тоже игра слов, потому что в других местах это называется суверенной демократией или вертикалью власти, которую, кстати, придумали не в Москве, а в Минске. Все по-честному и беспримесно. И еще отсюда уезжают – тоже как отовсюду, только отсюда ближе в любую сторону.
То, что в Киеве называлось революцией, здесь теперь именуется просто потерей коммунистами большинства в парламенте. Так теперь выглядит настоящая революция – безо всякого цвета. У эксперимента только один изъян: он идеален. Молдавия – слишком типичная для СНГ страна, чтобы его результаты были актуальны для кого-то еще.
