Вообще говоря, рассуждать о рассуждениях, а тем более комментировать комментарии в принципе нехорошо. Когда-то у журналистов — не нынешних, а тех, мифических, окутанных запахом виски и табака, противостоящих местным мафиози, полицейским и политикам и никогда не носивших шляпу, пока на ней не посидел приятель, — было вообще не принято говорить о недостатках (или достоинствах) товарищей по профессии. С тех пор курить запретили, виски выдохся, профессия умерла, а запреты сняли.
Однако модная журналистика предоставляет слово тем, кого должна описывать, напрямую. А если она умеет вызвать на откровение Самого — президента ли, диктатора или гуру, их выступления в роли журналистов должны быть, в свою очередь, описаны другими журналистами. Просто потому, что откровения лидеров в роли колумнистов едва ли не более важны, чем мантры, которые они произносят, повинуясь либо этикету международной дипломатии, либо нужде потрафить коллективному бессознательному своих подданных.
Эссе, которое Владимир Путин продиктовал для публикации в журнале «Русский пионер», является самым ценным источником для специалистов, пытающихся понять, что же происходит в российских властных структурах.
Премьер, недавний президент, в любом случае высший чиновник России, крайне откровенно описывает самые главные особенности ее бюрократического устройства. Откровенность потрясает. Такое впечатление, что Владимир Путин искренне уверен, что именно таким образом бюрократия и должна быть устроена.
Каким? Не стоит увольнять людей, не удостоверившись в том, что ты понимаешь, какова политическая интрига, опорочившая увольняемого. Не надо пытаться напрасно избавляться от некомпетентных товарищей (во всяком случае, пока они не ухитрятся продемонстрировать свою некомпетентность таким образом, что ее можно будет использовать против них без ущерба начальству). Уволенные вернутся и займут свое место в нескончаемом хороводе чиновников, главным достоинством которых является единомыслие и лояльность. Потому что
Путин рассматривает кадровую политику как выбор из неразмыкаемого и вращающегося во власти круга лиц.
Когда диссиденты-югославы клеймили советское руководство за то, что оно фактически осуществляет власть нового класса-эксплуататора — номенклатуры, они хотя бы не о себе говорили. Путин, наставляя читателей модного журнала, говорит именно что о себе. И призывает последовать своему примеру.
В действительности, это очень архаичный, противоположный распространенному в современных западных обществах способ отбора кадров. Ничего неверного в нем на самом деле нет. Просто он построен не на пресловутых соображениях эффективности и целесообразности, а на очень созвучных пропагандируемому ныне византийству принципах лояльности и, если угодно, единоверия. Здесь речь идет не столько о конфессиональной принадлежности, хотя и о ней тоже, сколько о самых глубинных предпочтениях, таких, например, как у сторонников Кадырова, которые хоть и мусульмане отъявленные, но, в общем-то, веруют примерно в те же государственные принципы, что и наместник Сретенского монастыря архимандрит Тихон Шевкунов.
Наивный, искренний, а потому и нахальный нарратив человека, который взялся выстраивать новую по сравнению с ельцинской государственность, обличает режим больше, чем даже инвективы радикальной оппозиции.
Путин фактически говорит о том, как должен управлять Россией вождь, уверенный в ее сословной природе и принципиальной нереформируемости.
Очень многое из того, как ведет себя страна, подтверждает эту уверенность. Единственное, что способно в таком случае поставить под сомнение величие самого Путина, — это оценка его личности. Не случайно же он так сильно обиделся на режиссеров сериала о Гарри Поттере, которые вывели его в роли домашнего эльфа Добби…