Цивилизация
Высшие государственные чиновники ударно и удачно продекларировали свои и семейные доходы. И этот процесс даже позволил узнать о некоторых милых деталях быта сильных мира сего. Но какого-то особого прорыва не принес.
Подводя итоги «первого раза» этой компании, президент Дмитрий Медведев в своем прецедентном интервью «Новой газете» помимо того, что декларации не являются панацеей, сказал еще одну довольно важную вещь. Заметив, что «задача контроля над бюрократией, над чиновниками — одна из фундаментальных задач любого государства»,
глава государства констатировал, что «…никому не нравится себя контролировать, никому не нравится загонять себя в жесткие рамки. Но цивилизованное общество тем и отличается от малоцивилизованного, что оно все-таки научилось это делать».
В общем-то, теперь президенту остался ровно один шаг для того, чтобы признать, что долгосрочное развитие страны, ее большая цивилизованность, модернизированность (тут можно употребить и любые другие слова из нынешнего политического лексикона, касающиеся темы будущего) принципиальным образом зависят от пакта самоограничения элит (по Медведеву, создания внутренней культуры). Или же от более жестких форм их принуждения к этому самому ограничению и дисциплине (этому больше соответствовали президентские декларации о том, что «я решение принял — и все его должны исполнять»).
Вопрос о пакте самоограничения элит тесно связан с другой важной темой, которая была поднята в том же медведевском интервью, — темой общественного договора.
Споры, был или не был обмен «колбасы на свободу», ведутся уже несколько месяцев, но за кадром остается то, что существует не один, а два разных договора.
Один из них действительно был заключен между высшей властью и населением, вернее, так называемым путинским большинством.
На границе 90-х и нулевых годов этот договор заключался в обход значительной части элитных групп, чтобы, опираясь на массовую поддержку и высокий рейтинг, государство (то есть именно высшая власть) была в своем праве наводить порядок, урезонивать элиты — «современное боярство». С чем и было всегда связано в целом позитивное отношение большинства общества к ущемлению прав региональных элит или олигархов.
Дополнительное соглашение к договору, которое было оформлено в последние «тучные» годы, касалось, безусловно, обмена политических прав на уровень жизни. Но это не удивительно. При крайне низком уровне доверия к рыночным институтам, экономической и политической конкуренции в российском обществе основное требование к высшей власти заключается в высокой степени «национализации» ренты и последующего ее общественного перераспределения. Чтобы элиты не имели возможности с помощью «демократии распила» совсем уж ограничить доступ «простого народа» к извлечению своей выгоды из рентных потоков. И многое ли тут изменилось в кризис — еще большой вопрос.
Второй же договор заключался между высшей государственной властью и элитами. В отличие от договора с населением власть не гарантировала достатка в обмен на лояльность. Но требовала очень серьезной лояльности в обмен на разрешение представителям элиты по-прежнему добывать себе достаток на административном рынке симбиоза власти и собственности. Те, кто не гарантировал лояльность или потом от нее отказался, вылетели из обоймы. Остальные — и чиновники, и бизнесмены, и региональные вожди — продолжили свою карьеру и деятельность. При этом, конечно, происходило внутриэлитное перераспределение сил и изменение иерархии. Например, те же силовики — хранители и контролеры лояльности — не только серьезно повысили свой статус, но и неплохо себя чувствовали на рынках власти и собственности.
Но многое изменилось. С моноцентричного на тандемный изменился рисунок высшей власти. Конечно, в силу консервативных соглашений о преемственности это само по себе не могло быть критичным для внутриэлитного договора. Однако добавился экономический кризис. Если бы он продлился не очень долго и была бы уверенность в скором возвращении экономики на круги своя, то тоже ничего принципиально могло бы и не измениться. Подобной же уверенности нет.
Наконец, есть еще фактор постоянных разговоров о необходимости развития страны, модернизации. Но для этой цели помимо лояльности необходим иной уровень эффективности, компетентности и дееспособности элит. Кроме того, по одному мудрому выражению,
в модели слияния и постоянного переливания друг в друга власти и собственности отлично происходят операции сложения, вычитания, деления, но не умножения, т. е. создания чего-то принципиально и качественно нового.
Сочетание всех этих факторов и угроз вроде бы делает необходимым пересмотр, прежде всего, именно внутриэлитного договора, создания нового пакта высшей власти с элитными группами. Но, во-первых, это могло бы потребовать некоторых изменений в соглашениях о преемственности самой высшей власти. Такая перспектива не вполне очевидна. Во-вторых, кризис дает все больше оснований рассматривать его как время еще одного передела собственности. А это обстоятельство явно не способствует разговорам о новом договоре.
Наконец, новый внутриэлитный договор о самоограничении потребовал бы нового взгляда на его принципы. Кроме лояльности необходимыми, а не факультативными стали бы еще эффективность с компетентностью, а взамен элиты не только не сохранили бы и не получили новые, но, напротив, самоограничили бы свои коррупционные привилегии. Переломная для материалистического сознания нынешних элит вещь.
Впрочем, это и есть путь «от малоцивилизованного к цивилизованному».
Автор — заместитель директора Института социальных систем МГУ им. Ломоносова.
