Цивилизация
Заявка на проблему, сделанная в концепции, впечатляет: «масштабы духовно-нравственного кризиса подрастающего поколения и российского общества в целом таковы, что по ряду показателей… общество вплотную приблизилось к грани, за которой могут последовать необратимые процессы духовно-нравственной и физической деградации».
Судя по содержанию внесенных в Думу законопроектов, часть которых уже прошла первое чтение, главный источник опасности депутаты видят во вредной информации и неправильном времяпрепровождении.
Меры, предложенные в законопроектах, восходят к двум ограничительным принципам воспитания, которые каждый, наверное, знает по собственному детству: не позволять — это по части вредной информации — и не пускать — это про временные и пространственные ограничения («комендантский час» плюс запрет посещать места возлияний и секс-шопы).
Общественная ценность этих инициатив определяется одной фразой из детского анекдота: «И эти люди запрещают мне ковырять в носу...» Впрочем, оценить иронию положения — депутаты Думы толкуют о нравственности и духовности — подростки вряд ли смогут, поскольку, во-первых, смутно представляют себе, как функционирует известное заведение на Охотном Ряду, а во-вторых, вряд ли узнают о том, что их нравственность собрались защитить, если, конечно, не зацепят краем уха скороговорку телевизионных новостей.
Эффективность этих законопроектов (как сказано в пояснительных записках, их реализация не требует вложений из федерального бюджета) можно оценить, исходя из уже упомянутого частного опыта детства в той его части, в которой этот опыт имеет всеобщий характер:
не позволять и не пускать — как правило, лучший способ добиться того, чтобы ребенок уже сам себе что-то позволил и куда-то сам себя отпустил.
Конечно, есть две ситуации, в которых такого рода запреты и ограничения действенны.
Первая — когда у запрещающей стороны есть все необходимые средства, чтобы добиться неукоснительного выполнения запретов. Если оценить законопроекты с этой точки зрения, то они предстают практически полной профанацией.
Запрет находиться в «пивных ресторанах, винных и пивных барах, рюмочных и иных местах, предназначенных исключительно для реализации алкогольной продукции, пива и напитков», сам по себе бессмыслен: в четырнадцать лет если и пьют, то в подъезде или за гаражами. Однако его еще можно принять как рамочный — дескать, нормы общественного поведения таковы, и точка, поскольку покушаться на эти нормы вряд ли кто-то будет.
Запрет находиться в ночное время в общественных местах, «в том числе на улицах, стадионах, в парках, скверах, на транспорте», обещает только уйму правовых коллизий для местных властей,
которым предстоит решать, сколько длится «комендантский час» и в каких именно местах он действует. Считать ли период полярной ночи в Мурманске ночным временем? Является ли деревенский сквер с одной скамейкой, тридцать лет назад высаженный пионерами, общественным местом? И самое главное: кто будет выполнять трудную, но кажущуюся депутатам необходимой работу — задерживать подростков, оказавшихся не там и не в то время? В крупных городах у милиции и без этого достаточно проблем, тем более что подростки — минимально выгодная категория в смысле коррумпировать стражей порядка; а в небольших городах и селах наблюдается дефицит самой милиции.
Следующий запретительный сюжет — предложение ввести шесть возрастных категорий информационной продукции (первая категория — до шести лет, вторая — с шести, третья — с 12, четвертая — с 16, пятая — с 18 лет, шестая — без ограничений по возрасту). Этим же законопроектом вводятся «возрастные ограничения при классификации тех или иных театрально-зрелищных, культурно-просветительских и развлекательных мероприятий».
Предположим, организационные трудности будут преодолены и действительно любая книжка или журнал получат соответствующую наклейку, любая телепередача — знак маркировки, а театральные постановки и концерты отсортируют по возрастным категориям. Вопрос: будет ли кто-то обращать внимание на все эти знаки? Будут ли им доверять? Поскольку внятно ответить, почему ту или иную книжку можно прочесть в двенадцать лет, но нельзя в одиннадцать, вряд ли имеет разумный ответ, то и эффективность маркировки, скорее всего, будет минимальной. Если, конечно, не подразумевать под эффективностью освоение средств на ее разработку, апробацию и прочие чудные вещи.
Более понятны меры «противодействия обороту порнографической продукции». Во всяком случае, в той части, где в Уголовный кодекс вводится статья 151.1 «Использование несовершеннолетнего в целях изготовления и оборота детской порнографии» и редактируется статья № 242.1 с целью ввести наказание за владение, хранение и перемещение детской порнографии «без цели распространения».
Однако редактура статьи № 242 «Незаконные изготовление и оборот порнографической продукции» представляется довольно странной, если учитывать, что практическая цель мероприятия — защитить нравственность подростков.
В новой редакции введено понятие «распространение порнографии среди несовершеннолетних» и определен срок за это деяние — от двух до пяти лет. Мера эта, вероятно, правильная, но слишком запоздалая.
Хочется предупредить депутатов, которые, вероятно, до сих пор покупают Hustler в киоске: тренд давно сменился!
Мир плотских наслаждений переместился в интернет, но интернет сложно посадить на срок от двух до пяти. Достаточно вспомнить недавний скандал с поисковой системой, созданной по заказу Минобрнауки специально «для безопасного поиска школьников» и исправно выдававшей все ссылки на «клубничные» сайты,
чтобы признать несостоятельность любых запретов в этой области, не подкрепленных техническими решениями.
Вернемся к теме действенности запретов вообще. Вторая ситуация, в которой ограничения могут работать, — когда запрет принимается в силу авторитета того, кто его вводит, и авторитет этот отнюдь не патерналистского свойства, он держится не ремнем в отцовских брюках, а уважением, создающим предпосылку возможности понимания, почему, собственно, того или этого делать не стоит.
Если анализировать законопроекты в этом залоге, то приходится признать, что шансы на их успешное воплощение практически нулевые.
В нашей стране уже давно не существует четких границ приличного и неприличного, дозволенного и недозволенного.
Иначе говоря, не существует внятной системы норм общественного поведения. А значит, в некотором смысле не существует и общества как среды, способной к саморегуляции. Если это так, то любой запрет повисает в воздухе, становится голой дидактикой, никому, в сущности, не адресованной и ни от кого не исходящей.
Особенно хорошо это чувствуешь, когда прилетаешь из-за границы и с самого аэропорта некий бестелесный голос — видимо, это голос Родины — со специфическими интонациями начинает поучать тебя: «не курите, не сорите…»; «не ставьте вещи на поручень…»; «не оставляйте детей без присмотра…». Эти фразы без отправителя и адресата не дают никакого эффекта, только создают дискомфортную атмосферу чтения безосновательных нотаций. А потом ты просто перестаешь обращать на них внимание.
Итак,
проблема в том, что не существует норм общественного поведения, возникающих как производные от общественных ценностей. Даже простейшая норма — переходить дорогу на зеленый свет — почти никем не соблюдается.
Представим, что Госдума примет закон, усиливающий ответственность пешеходов за нарушение соответствующего пункта ПДД. Будет ли он работать? Скорее всего, просто пополнит собрание законодательства Российской Федерации. Такая же судьба, вероятно, ждет и обсуждаемые нами законопроекты.
Автор — заместитель главного редактора газеты «Первое сентября».
