Газеты пишут, что левые и прогрессивные силы Европы встречают Обаму с энтузиазмом, «невиданным со времен Ленина». Комик Нери Маркоре, пародирующий известного итальянского телеведущего, берет интервью у воображаемого американского президента и засыпает его вопросами: «Господин Обама, почему новогодние мандарины не пахнут, как в детстве?» «Ну, разве можно задавать президенту США такие дурацкие личные вопросы?!» — негодует кто-то из публики. «Обаму можно спрашивать обо всем, он ответственен за все», — безапелляционно отвечает шоумен.
В самом деле, от Обамы в последние месяцы ждали больше, чем от Господа Бога: при нем и климат изменится в лучшую сторону, и терроризм прекратится сам собой, потому что все станут хорошими, и жадный Уолл-стрит под мудрым государственным руководством плюнет на доходы и начнет социально ответственные инвестиции в страны третьего мира, и Африка прекратит голодать (все же президент США из своих). Европейские комментаторы восхищались в Обаме всем: и его «детской улыбкой», и его трогательной мультикультурной историей, и даже тем, что он рано остался сиротой. Газеты мечтали о «капитане Обаме», который возглавит мир – а его моральные качества вдруг дали ему право на ту самую гегемонию, в которой упрекали и отказывали Бушу, – и поведет его к небывалым нравственным высотам. А остальные
политики во всем мире вынуждены будут равняться на Обаму без страха и упрека и прозябать в тени его харизмы. На многих платьях и блузах на недавних показах мод в Риме красовался лик красивого американского президента в компании с гавайско-африканскими мотивами его детства.
Экономический кризис только усилил ожидание чуда, и лишь немногие – вроде бывшего депутата Пеппино Кальдарола, кстати, много лет проведшего в рядах коммунистов, – заговорили о «культе личности», к тому же «превентивном»: «А что, если все это блеф?» Первые шаги чудотворного американского президента несколько огорошили европейскую публику: да, он закрывает Гуантанамо, но вовсе не собирается отпускать с извинениями на свободу заключенных – юристы в Вашингтоне срочно подыскивают новый правовой статус, который позволит им пересесть в тюрьму в самих США. Да, он приехал на инаугурацию на чудовищном лимузине с экологическим мотором, но собирается помогать американской автопромышленности, штампующей по-прежнему самые энергозатратные автомобили в мире. Да, он обещает вывести войска из Ирака, не спеша и следуя в основном графику, установленному еще Бушем. Но в первую же ночь президентства Обамы американцы продолжили бомбежки северо-запада Пакистана и, несмотря на протесты Исламабада, не намерены их останавливать: убить Бен Ладена остается приоритетом американской политики, хотя новый президент избегает бушистской терминологии вроде «войны с террором». И уж конечно, никто в Вашингтоне не собирается начинать прямой диалог с ХАМАС, а новый госсекретарь Хиллари Клинтон защищает Израиль чуть ли не с большей страстностью, чем Кондолиза Райс.
«Пока что различия в основном стилистические», — замечает один из ведущих итальянских американистов Маурицио Молинари.
В Вашингтоне и в европейских столицах идет игра в слова, с пристрастием филологов изучаются оттенки словаря нового президента и его окружения.
«Вместо брутальной откровенности Буша мы услышим вдохновенные речи в стиле Блэра или Билла Клинтона, каждое решение будет оформляться в риторике демократов, но, по сути, мало что изменится, — говорит Кальдарола. — Как были войны Буша и Клинтона, так будут и войны Обамы, и марширующие против них европейцы». Что, кстати, подтверждается и тем, что в Пентагоне остался «бушист» Роберт Гейтс, поскольку Обама, крайне непопулярный в военных кругах, которые подозревают в нем пацифиста-альтернативщика, не осмелился бросить на оборону одного из своих верных соратников.
Но даже на стилистическом уровне европейцев неприятно поразила сама пышная инаугурация нового американского президента. Уж слишком все помпезно, «почти коронация императора», посетовали либералы, и никакой скромности: Обама заявил граду и миру, что Америка по-прежнему «готова к лидерству», и употребил все милые американской риторике слова и образы, от свободы до предприимчивости, до романтики первопроходцев, до угроз диктаторам всех стран. Гимн с рукой на сердце, звездно-полосатые флаги, проповедь пастора: все американские ритуалы были на месте, доказывая, что новый президент может быть сколь угодно левым, пацифистом, мультикультурным и политкорректным, но он, прежде всего, американец, выросший в определенной политической культуре, прошедший через определенную систему политического отбора и признанный ею годным к массовому употреблению.
Мечта европейцев, по сути, сводится к тому, что однажды в Белом доме поселится человек, которому стыдно быть американцем, и который наконец откажется от вульгарной и нахальной самоуверенности Нового Света и смиренно припадет к истокам европейской политической культуры, признавая ее превосходство.
То обстоятельство, что предки большинства американцев как раз и сбежали по разным причинам из Старой Европы, по-прежнему, даже триста лет спустя, вызывает некоторое раздражение.
Можно себе представить, что оно быстро перерастет в возмущение, когда американский президент, который с его происхождением в большинстве европейских стран мог рассчитывать в лучшем случае на карьеру в шоу-бизнесе, начнет требовать от партнеров по НАТО того же, что и его предшественник: усиления контингента в Афганистане, например. Впрочем, министр иностранных дел Франции Бернар Кушнер, произнеся ритуальную фразу о том, что избрание Обамы «открывает новую эпоху», уже на всякий случай предупредил, что Париж новых солдат посылать не будет. Видимо, эпоха не так уж и изменилась.
Автор — обозреватель газеты La Stampa