Похоже, наши начальствующие лица начинают ощущать, что угодили в ловушку. Бороться с кризисом «как во всем мире», могучим ростом госрасходов, им все труднее и труднее — реальных денег на такую политику у них уже нет. А твердой рукой урезать эти расходы по рецептам неолибералов — к такому у них и душа не лежит, да и клиентура вряд ли позволит.
Этот выбор между невозможным и невыносимым сделался еще и не подлежащим откладыванию на потом, как только подсчитали, во что обошлись казне антикризисные начинания последних месяцев 2008 года и какую они принесли отдачу.
Обошлись, как известно, крайне дорого, а вот с отдачей просто беда. Хотя, на первый взгляд, цифры хозяйственного спада в ноябре — декабре оказались у нас примерно такими же, как и в лучших домах. Например,
российская промышленность в ноябре произвела на 8,7% меньше, чем за год до этого, а в декабре — на 10,3%. Вполне сопоставимо с траекторией промышленного спада в США или Японии. Но это если не присматриваться к тому, из чего сложились общие показатели.
Центральный сектор нашей индустрии в отличие от большинства других промышленных стран — индустрия добычи полезных ископаемых. Кризис — не кризис, а особых причин для спада здесь нет. Кроме, разумеется, плохого менеджмента и тяжких последствий государственной опеки. А так нефть с газом и сегодня товары ликвидные. Поэтому в сырьевых отраслях ничего фатального и не случилось. Разве что топтание на месте перешло в вялый спуск. В ноябре индекс производства тут уменьшился против прошлогоднего на 1,6%, в декабре — на 2,3%.
Главный удар приняла на себя промышленность обрабатывающая, вчерашний локомотив нашей экономики (в 2007 году выросшая на 9,5%). В ноябре 2008-го она упала в годовом исчислении на 10,3%, а в декабре уже на 13,2%. Такая смена крутого подъема еще более резким снижением большинству других индустриальных стран не свойственна даже в нынешних обстоятельствах.
Оказалось, что недавний бурный рост в этом секторе был просто частью нефтяного бума, прямо и косвенно субсидировался нефтедолларами, подпитывался дешевыми до поры иностранными кредитами, искусственно подгонялся властями с их ставкой на неконкурентные предприятия и нежизнеспособные холдинги.
Как всегда, емко сказал премьер Путин в конце декабря: «Сложившаяся экономическая ситуация подтвердила правильность ранее сделанного выбора в пользу диверсификации экономики». И в самом деле, ситуация подтвердила. Так сказать, подтвердила от противного. И можно было бы спросить: а не пора ли уже принять на себя частицу ответственности за это тому, кто десятый год управляет страной, или еще рано? Но спрашивать не будем, поскольку вопрос «что делать?» сегодня увлекательнее, чем вопрос «кто виноват?».
Нынче в мире все кейнсианцы. Вольем в экономику побольше казенных денег, сделаем кредиты дешевыми и доступными для физических и юридических лиц — и жизнь наладится.
Буш надеялся отделаться «планом Полсона» и несколькими сотнями миллиардов долларов, Обама ведет счет уже на триллионы. Бюджетные дефициты в 5,7% и даже 8% ВВП больше не удивляют. Финансируется все это, в конечном счете, путем эмиссии — печатанья необеспеченных денег, а на инфляцию махнули рукой.
Однако надо уточнить, что предкризисный уровень инфляции и в Америке, и в еврозоне, и в Китае был в несколько раз ниже нашего. Такая, как у нас, измеряемая двузначными числами, инфляция была на Западе только в 1970–1980-е годы. Как раз тогда, когда из-за этого там отвернулись от кейнсианства и позвали монетаристов-неолибералов. Сейчас-то они не в моде, но в те времена с инфляцией вполне справились — правда, ценой временного хозяйственного спада.
Что же до нас, то в дополнение к неизбежным антикризисным проблемам сегодня приходится еще и расплачиваться за извращения жирных лет. Экономика и без того была перегрета, а власти еще нарочно ее разогревали. Инфляция и так была высока, а ее еще и разгоняли.
Отсюда и нынешний выбор, который начальство делает, заметим, не столько для себя, сколько для нас, ведь рабочими местами и доходами рискуем мы, а не они. По крайней мере, так принято считать.
Либо «быть как все» — резко увеличить госрасходы (а это у нас можно сделать только за счет эмиссии, поскольку валютные запасы тают, а главные наши бюджетные поступления — нефтегазовые — упали в несколько раз) и смириться с инфляционным скачком непредсказуемых масштабов. Либо на первое место поставить подавление роста цен, госрасходы удержать на прежнем уровне и смириться с тем, что спад у нас будет глубже, чем у других.
Впрочем, и по первому варианту спад все равно будет глубже, чем у других. Именно на это указывает опыт ноября — декабря, когда финансовая политика была самой что ни на есть кейнсианской, а обрабатывающая промышленность и строительство летели вниз.
Как ни странно, свежая версия бюджета-2009 ближе к варианту № 2. Федеральные расходы (что-то около 9,5 трлн рублей) остаются прежними, деньги перебрасываются только из одних статей в другие, а дефицит (3–4 трлн рублей) можно покрыть из национальных фондов. Если учесть, что региональные бюджеты сейчас подвергаются урезке, а реальный размер пенсий в лучшем случае сохранится на прежнем уровне, то расходы расширенного правительства (сумма бюджетов всех уровней и социальных фондов) в реальном исчислении даже уменьшаются.
Но не будем смешивать этот бумажный монетаризм с тем, что будет происходить на самом деле.
Проекты наших властей — вовсе не документы прямого действия. Это своего рода дневники коллективных размышлений и фантазий на заданные темы, волнующие хроники начальственных надежд и разочарований.
Люди с юмором составляют коллекции «кризисных» прогнозов и обещаний Путина, Медведева, Шувалова, Кудрина, Дворковича. Сравнивать то, что они говорят сегодня, с их же заявлениями четырех-, двух- и одномесячной давности и в самом деле занятно. Но будем ли упрекать их в лукавстве? Это ведь внутренние монологи, со всей их сбивчивостью, противоречиями и калейдоскопом мнений. А то, что они произносились на публику, — так публика и не такое кушала. Она тут не главная и знает это.
Что и дает нам ключ к концептуальной статье Алексея Кудрина, только что опубликованной в «Вопросах экономики». Ее вполне можно приложить как объяснительную записку к новейшей версии бюджета. Но это не планы на будущее. Это соображения Минфина (а также, судя по тексту, и Центробанка) насчет того, какие вещи они в сердце своем считают правильными, совсем не обязательно совпадающие с тем, что они собираются делать.
Анализируя для затравки недавнее прошлое, Кудрин в деликатных выражениях критикует «некоторое ослабление денежно-кредитной и бюджетной политики» в годы бума. Вообще-то, как министр финансов он тогда сам проводил это «ослабление», но в мыслях осуждал, и в это легко поверить.
Вспоминается, он даже и вслух предостерегал корпорации от влезания в иностранные долги безумных размеров, так что тем более веско критикует их за это сегодня.
Какой-то комментатор сказал с ехидством, что, пожелай этого Центробанк, он тогда вполне мог бы и запретить магнатам такие заимствования. Попробуйте себе это вообразить. Ведь если бы Центральный банк мог что-то запретить «Газпрому» или «Роснефти», то мы жили бы сейчас в другой экономике, а может, и в другой стране.
Однако обратимся к изображению будущего. Разобрав различные «за» и «против»,
Кудрин делает неумолимый монетаристский вывод: борьба с инфляцией важнее, чем низкие кредитные ставки и рост госрасходов.
«Одно из важнейших условий для обеспечения долгосрочного роста — контроль над инфляцией. Поэтому в ведущих странах низкая инфляция выступает главным индикатором экономической политики. Таким образом, политика Банка России по повышению ставок в экономике оправдана. Другие страны снижают ставки, поскольку у них очень велик риск сильной дефляции».
Так сказать, в нашем климате Милтон Фридман лучше, чем лорд Кейнс. Таково твердое убеждение Минфина и Центробанка. Но, разумеется, реальные их действия могут быть совершенно другими, и сообщение об этом даже содержится в той же самой статье: «В зависимости от сценарных вариантов развития экономики Банк России предполагает увеличение денежного агрегата М2 (денежной массы — ред.) в 2009 году на 19–28%...»
Поскольку роста экономики в 2009-м вроде как не предвидится, все увеличение денежной массы уйдет в рост цен и «контроль над инфляцией» можно будет понимать разве что в аллегорическом смысле — как контроль над ее ускорением.
Ясно, что именно так и смотрят на вещи те, кто принимает у нас решения, а также и дружественный бизнес, который им эти решения подсказывает. Казна должна кормить своих лоббистов. Лучше уж лорд Кейнс, чем Милтон Фридман — если предположить, что они знают эти фамилии.
Поэтому, выбирая между невыносимым (экономная политика, ведущая к спаду, но зато без большой инфляции) и невозможным (расточительная эмиссионная политика, ведущая к большой инфляции и якобы спасающая от спада), они на каждом очередном этапе после всестороннего и взвешенного обсуждения в большинстве случаев выберут невозможное. Что на практике будет означать: большая инфляция плюс спад с перспективой последующего застоя.
Таким вот маршрутом, маршрутом стагфляции, скорее всего, и поведет страну наш начальствующий коллектив, даже если сам он об этом еще не догадывается.