Цивилизация
Шокирующие результаты единого государственного экзамена мобилизовали противников, требующих его отмены. На «круглом столе» в Государственной думе депутаты, напомнив о студенческих волнениях во Франции 1968 года, предложили отложить «обязательность» ЕГЭ и обсудить все еще раз. В полемике вокруг ЕГЭ можно выделить две линии. Сторонники одной полагают, что в целом школа, конечно, учит, а формализованный экзамен оценивает полученные знания неверно. Другая группа экспертов считает, что проявившаяся в результате экзамена картина знаний соответствует действительному положению дел. И если оно таково, что четверть школьников не знают математики «в объеме школьного курса», то среднее образование требует принятия системных и радикальных мер. О том, какие выводы можно сделать из результатов ЕГЭ, в интервью «Газете.Ru-Комментарии» рассуждает проректор ГУ-ВШЭ Григорий Канторович.
— Результаты ЕГЭ отражают или искажают картину школьного образования?
— Результаты последнего года, когда экзамен проводится хотя и не повсеместно, но практически во всех регионах, ставит главный вопрос: что происходит с нашей системой образования. Мы столкнулись с двумя разными оценками. Одну дал единый государственный экзамен. Нужно обратить внимание не на литературу, которую сдавало относительно небольшое количество выпускников, а на экзамен по математике. ЕГЭ по математике говорит: система полной средней школы больна. 23% неудовлетворительных оценок показывает, что четверть усилий, потраченных на преподавание станового предмета — математики, потрачены впустую.
Дети предмета не усвоили. Традиционная система, напротив, говорит, что детей учили, им ставили положительные оценки, с ними все нормально. Конечно, есть маргиналы, которые предмет не освоили, но в целом все нормально.
Этот конфликт оценок гораздо важнее, чем политизированные дебаты о том, надо или нет проводить ЕГЭ.
— Почему вы считаете, что эти результаты показывают уровень знаний выпускников?
— У нас есть одна субъективная оценка, выставляемая внутри системы образования, и другая, объективизированная (я намеренно не употребляю слово объективная), которую ставят не те же самые люди, что учат. Долгое время противники ЕГЭ утверждали, что такая форма оценки плохо отбирает талантливых людей и в результате страдают вузы. Сегодня стала очевидна другая проблема, которой уделялось мало внимания. Мы понимали, что у нас не все хорошо со средним образованием, сейчас мы измерили его уровень.
Система разработки заданий такова: группа разработчиков их составляет, а экспертный совет инспектирует и одобряет. Разработчики входят в советы, но большинство там — независимые эксперты. Три года мы смотрели, как экзамен выявляет знания не в целом, а у трех категорий учащихся — отличников, двоечников и тех, кто между ними. Важно, чтобы в каждой из этих групп оценка была адекватной. Мы сравнивали результаты с представлением учителя о том, что нужно знать для получения удовлетворительной оценки. Главное, я повторю, действительно ли четверть учеников не освоили программу? Ведь результат экзамена — это сертификат, выданный обществом на получение за его счет бесплатного высшего образования. Критерий, установленный для получения положительной оценки по единому государственному экзамену, сегодня такой, что ни один объективный учитель математики не скажет, что человек, не набравший необходимых для сегодняшней тройки баллов, знает математику.
Так что нижняя граница знаний вполне адекватна. Все искажения и приписки касаются другой стороны границы. Если ученик не набрал необходимые для тройки баллы, это значит, он не может логически мыслить и не владеет необходимыми навыками. Он не готов к тому, чтобы учиться в вузе.
Получается, что 11 лет ученик и его родители получали неверный сигнал. Он думал, что знает. Может быть, они бы больше занимались, чтобы освоить школьный материал.
В этом самый большой порок, вскрытый ЕГЭ.
Вариант заданий по математике трудный, но в нем есть часть заданий, которая разделяет положительное знание и отрицательное. Мы пять лет добиваемся того, чтобы с учетом разных образовательных программ в стране ввести два уровня экзамена по математике. Второй, базовый уровень должен состоять из большего числа несложных задач, но в нем не будет тех трудных заданий, которые есть сейчас. Но и сегодня можно смоделировать результаты при переходе на двухуровневую систему. У людей со слабыми знаниями они более рваные, и если простых задач будет больше, то повышается шанс решить часть из них. Системы с простыми заданиями как раз и рассчитаны на то, чтобы понемногу пройтись по всей программе курса. Количество двоечников, по расчету, уменьшилось бы, но оно все равно составило бы 16%. И это крайне много.
— Говорят, что 30% двоек — это нормально.
— Да, я знаю об этой цифре. Она связана с французской системой национального экзамена, которая похожа на нашу. Там каждый год от 20 до 30% выпускников не сдают экзамен. Но важно, какие последствия это имеет. У нас такой выпускник не может поступить в вуз, в котором есть требования к математике. Так что те из 250 тысяч двоечников, которые не собираются сдавать в вуз математику, ничего не теряют. А во Франции не сдавший национальный тест выпускник получает документ об окончании средней школы, который не дает права на продолжение образования в университете.
Возможно, и нам нужно выдавать два типа документов после окончания школы. Один свидетельствует о получении среднего образования, а другой дает право на поступление в вуз.
Выяснилось, что единые требования оказывают намного более сильное влияние на учебный процесс, чем единые учебники и директивы чиновников.
Учитель знает, что будут спрашивать у его учеников, но спрашивать и оценивать будет не он.
— Учитель может не учить, а готовить к ЕГЭ.
— Любое обучение связано с элементами натаскивания. Важно, чтобы оно не было гипертрофированным. Очень распространен предрассудок, что ЕГЭ — тест, требующий только выбора из нескольких вариантов. Это не так. В ЕГЭ по литературе, например, нет ни одного подобного задания. В математике таких 10 из 27, остальные — более или менее традиционные письменные задачи. Просто раньше задания оценивал тот же учитель, что и преподавал. Сейчас задания разные по качеству по разным предметам.
Но то, что они объективно оценивают пригодность человека к получению высшего образования, показывает опыт множества стран.
Экзамены TOEFL и IELTS проводятся везде. Массовое высшее образование требует унификации оценки. Невозможно каждый раз оценивать качество самого себя. Получается, школа выставляет оценки, а вузы им не верят. Мы представляли, что это так, но увидели только сейчас. Результаты показывают, что надо всерьез браться за среднюю школу. Попробую провести такую аналогию. Все советское время мы гордились тем, что у нас нет инфляции (но у нас, правда, был дефицит). Как только мы перестали назначать цены, стали измерять их через рыночные механизмы, оказалось, что инфляция есть, и гигантская. То же самое и с результатами школьного образования.
Пока мы предписывали оценки школьной системе, у нас была одна, в целом благостная картина. Как только мы стали оценивать результаты, как я считаю, более объективно, мы поняли, что находимся у края.
Но ситуацию нельзя исправить отдельными мерами, нужно комплексное решение. И выработка его гораздо важнее формата, в котором сдается выпускной экзамен.
— ЕГЭ проводится несколько лет, и можно ли по его результатам оценить динамику качества школьного образования?
— Грамотное сравнение результатов по годам сегодня практически невозможно. Потому что менялся как количественный, так и качественный состав участников экзамена. В принципе, мерить изменения можно, но делать это и пользоваться результатом нужно аккуратно. В среднем сравнить можно: больше стало двоек, меньше высших результатов. У нас есть регионы, в которых двоек по математике больше половины. Такого раньше не было.
— Как влияет ЕГЭ на образовательное расслоение?
— На примере нашего вуза видно, что образование стало более доступным, за три года мы стали действительно всероссийским вузом. Возросла доля поступивших из сельских регионов, из маленьких городков. Конечно, это произошло не только под влиянием ЕГЭ. Вырос общий уровень жизни. Стало чуть проще прожить в Москве на доходы, полученные в регионе. Кроме того, по всей России снижается количество выпускников, а в Москве спад начался раньше на два-три года. Если два года назад было около 120 тысяч, то сейчас едва набирается 70 тысяч.
Беседовал Евгений Натаров.
