Цивилизация
Не прошло и недели с начала работы правительства Берлускони, как оно оказалось в центре международного скандала. Вице-премьер Испании Мария Фернандес де Ла Вега обвинила итальянские власти в разжигании ксенофобии и расизма. А когда испанский премьер Сапатеро осторожно предложил ей извиниться, посоветовала Берлускони сходить к психиатру.
Поводом стала подготовка итальянским правительством обещанного еще во время избирательной кампании пакета мер по борьбе с нелегальной иммиграцией.
После того как в одном из районов Неаполя местные жители, судя по всему, по подсказке местной мафии, решили наводить порядок собственными силами и подожгли пару цыганских таборов, предвыборные слова пришлось неотложно переводить в дела.
Возмущению прогрессивной общественности не было предела, и подачу испанских социалистов принял немецкий социалист Мартин Шульц (в свое время прославившийся тем, что вывел из себя Берлускони до такой степени, что тот предложил ему роль начальника концлагеря). Он добился внесения в повестку дня Европарламента обсуждение нехорошего поведения итальянского правительства, несмотря на то что злосчастный пакет миграционных законопроектов еще не принят, и осудить предлагалось всего лишь намерения. Вмешалась и католическая церковь. А левая оппозиция Италии, еще не оправившаяся от сокрушительного поражения на выборах, закричала о грядущем фашизме. Министр внутренних дел Марони безуспешно пытался объяснить, что речь идет только о выдворении нелегальных мигрантов, никто не собирается выкидывать их по национальному признаку, а сама проблема появилась явно не за неделю правления правых.
Выглядело все так, будто Берлускони собирается завершить уничтожение цыган, начатое Гитлером.
Правда, лидер левых Вальтер Вельтрони стыдливо отмалчивался, поскольку сам всего несколько месяцев назад, в бытность мэром Рима, посылал бульдозеры сравнять с землей цыганский табор, после того как цыган изнасиловал и убил прохожую.
Оплеуха от испанцев, вчерашних «младших братьев», стремительно обгоняющих Италию по показателям экономического роста, оказалась столь болезненной, что за обвинениями типа «а зато у вас быков убивают на корриде», как всегда, потерялась сама суть вопроса. Кое-кто, правда, вспомнил, что
правительство милого Сапатеро, столь трогательно оберегающего права любых меньшинств, регулярно палит в африканцев, пытающихся перелезть через пограничный забор Сеуты и Мелильи, испанских анклавов в Марокко.
Причем палит на поражение, а тех, кого не убили, а только ранили, оставляют без помощи снаружи. А министр по иммиграции Испании Селестино Корбачо только что предложил продлить срок пребывания под стражей нелегалов и заявил, что для них есть одна дорога: «Обратно домой». Даже Хавьер Морено, главный редактор El Pais, вынужден был признаться, что выпад сеньоры де Ла Вега – попытка отвести огонь критики от драконовской иммиграционной политики ее собственного правительства, к тому же оставшегося в европейской изоляции после того, как к «правой оси» Меркель--Саркози присоединился Берлускони.
Но ссориться с Берлускони для любого уважающего себя европейского левого – святая обязанность. Хотя миграционная проблема для Европы столь же острая, сколь и нерешаемая.
В Италии мигранты составляют 5% населения, во Франции подбираются к 10%, в Швеции появился первый в Европе город – Мальме, – где некоренное население превысило долю туземцев.
Создается впечатление, что от проблемы будут отворачиваться до тех пор, пока она не взорвется. А после взрыва – вроде восстания в арабских пригородах Парижа, вознесшего Саркози на пост президента, или убийства голландского режиссера Тео Ван Гога, снявшего антиисламский фильм, – все вернется на свои места. И все снова будут делать вид, что ничего не происходит.
Политическая реакция Италии на вакцину миграции довольна типична для Европы. «Прогрессивные» левые силы всячески жалеют иностранцев, молодые коммунисты митингуют у центров временного пребывания, куда запихивают нелегалов в ожидании депортации и где условия и в самом деле зверские, но немногим хуже обычных итальянских тюрем. Политики возмущаются ужасами современной работорговли каждый раз, когда у берегов Сицилии терпит бедствие баркас, набитый истощенными африканцами, отдавшими все семейное достояние за нелегальную переправку в Европу.
Кадры с этими несчастными полуживыми людьми, бегущими от нищеты, войн и этнических чисток, вызывают сочувствие и страстное желание бороться за права третьего мира.
Борьба эта, правда, принимает порой странные формы. Мэрия Турина, например, в качестве эксперимента попыталась бороться с малолетними арабскими пушерами путем экономического поощрения. Мальцов ловили, они начинали плакать, что дошли до жизни такой не по своей воле, дескать, папа в Марокко очень хотел стать честным крестьянином и купить отару овец, да денег не было, вот и послал сына торговать наркотиками в Италии. Добрая мэрия входила в положение и покупала отцу пушера желанных овец, после чего парнишки возвращались на улицу с карманами, полными дури, видимо, копить на покупку быков.
Попытки, если не ограничить, то ввести миграцию в законные рамки считаются уделом правых, злобного и неграмотного плебса.
Партии вроде «Северной лиги» оклеивают стены плакатами с изображением американских индейцев (подпись «К ним тоже приехали мигранты, и теперь они живут в резервациях») и организуют народные дружины в районах, где арабские пушеры, нигерийские проститутки и албанские грабители сделали жизнь невозможной. Отдельная история с цыганами, которых называют «ром» (называть их цыганами неполиткорректно), что вызывает путаницу с обычными румынами, естественно, не в пользу последних. Высылать «ром» запросто нельзя, они граждане ЕС и могут более или менее беспрепятственно ставить таборы и состригать со столбов километры медных проводов (распространенный российский бизнес, в Европе почему-то ставший специализацией цыган). Но поскольку интеллигенты редко живут в районе цыганского табора (один видный левый экономист только что предложил решить проблему бродяжничества цыган строительством на деньги государства специальных домов во временной собственности, что-то вроде цыганского «тайм-шера» — пожил и переехал в другой), разговора между радетелями за права «ром» и «простым народом» не получается.
Посередине есть миллионы эмигрантов, честно и спокойно белящих стены, ухаживающих за стариками, убирающих улицы и дома, работающих на фабриках, жарящих шаурму и варящих спагетти, со вполне легальными документами и почти стопроцентной законопослушностью. Они платят налоги, покупают квартиры (в огромном количестве, потому что итальянцы неохотно сдают в аренду мигрантам) и заполняют количество рабочих мест, удивительно совпадающее с количеством итальянских безработных. То есть
если бы местные согласились на «грязную» работу, то вопрос миграции вообще бы не стоял (ситуация во многом российская, по крайней мере, московская).
Дети мигрантов учатся в школах и, по статистике, именно они (особенно маленькие азиаты и восточноевропейцы) наиболее старательные и дисциплинированные. Они – нормальные, и поэтому на них не обращают внимания ни правые, ни левые, для которых иммигрант обязан быть бедным и жалким. Политики подобны той даме из рассказа Джерома К. Джерома, при покупке дома в деревне ставившей обязательным условием наличие бедных соседей, чтобы заниматься благотворительностью после завтрака.
Филиппинские уборщики, китайские торговцы, русские компьютерщики, румынские сиделки и латиноамериканские повара не вызывают никакого сочувствия: они занимаются своим делом, ничего ни у кого не просят, зарабатывают деньги и совершенно не заинтересованы в дискуссии о недостатках западного образа жизни.
За их права никто не борется и завтрашними гражданами их никто не считает: заработают денег и уедут домой. А о том, что в Европе чудовищный демографический кризис и уже сегодня итальянским пенсионерам было бы затруднительно платить пенсии без налогов чужестранцев, — проще будет подумать завтра.
Модель страны, где часть населения – вчерашние иммигранты, для Европы далека и непонятна. В Италии проблема усугубляется недостатком опыта общения с «чужими» из-за отсутствия исторических колоний и общей закукленности культуры. Любая проактивная политика продолжает отсутствовать: нет квот на профессионалов, нет грантов на учебу, практически нет предоставления убежища, многие престижные профессии де-факто закрыты для иностранцев.
Многочисленные НГО любят собирать подписи против бирманской хунты, но не очень интересуются обучением детей мигрантов итальянскому языку и другими интеграционными проектами. В результате индийские математики, русские программисты, пакистанские врачи и китайские предприниматели едут в Канаду, в Штаты, в Австралию, отчасти в Великобританию: страны, где странная фамилия не будет вызывать особого удивления и где запущен процесс превращения иностранца в гражданина.
А Европе, в особенности южной, достается что попроще.
Италия вообще славится простотой нравов, здесь даже сам факт нелегального проникновения не является преступлением и, попав сюда однажды, можно болтаться годами.
Случай с арабом, спокойно продолжавшим свою деятельность сутенера с 39 (!) постановлениями об экстрадиции в кармане, не единственный. Это не Москва, где милиция специализируется на определении формы носа, и никто не позовет полицию – да она и не придет – при виде цыганки, просящей милостыню с неизвестно чьим подозрительно спокойным ребенком на руках.
А пока «нормальные» иммигранты годами живут на птичьих правах и ждут, пока полиция выдаст им новый замечательный пластиковый, биометрический, компактный и непромокаемый вид на жительство, который уже давным-давно подписан и одобрен, но у чиновников все не доходят руки заламинировать его и отдать законным владельцам. Их же Сапатеро не защищает.
Автор – журналист газеты «Ла Стампа».
