Цивилизация
Чем бы ни закончилось окончательное подведение итогов парламентских выборов на Украине, интриги у них не было. Результаты трех основных игроков были примерно предсказуемы, пусть Блок Юлии Тимошенко и прыгнул выше головы. Было ясно, что не будет однозначного победителя, поскольку власть в ее полноте не достанется никому, но будет один проигравший – сила, оставшаяся за порогом кабинета министров. Было не менее очевидно, что выборы эти имеют промежуточный характер, что у проигравшего не позднее чем через два года будет шанс на реванш, что в ближайшее время всех ждет все та же то совсем вялая, то чуть более активная борьба за полномочия, и что какие-то стратегические сдвиги возможны только после президентских выборов, да и то не факт.
Это не означает, что пред- и тем более послевыборная ситуация в стране не предлагала наблюдателю захватывающих сюжетов. Совсем наоборот. Что, например, заставило Партию регионов прибегнуть к «последнему резерву командования», каковым является идея референдума о статусе русского языка, и тем самым ослабить позиции своих союзников-коммунистов, не говоря уже об антизападной пассионарии Наталье Витренко? Что заставило их, обычно таких уверенных в себе, публично испугаться возможности фальсификаций? Было ли все это тактикой, или регионалы действительно запаниковали, потому что экономические результаты годичного пребывания у власти лишили их части сторонников даже на востоке? Почему присоединения «Самообороны» Юрия Луценко к «Нашей Украине» не хватило новому блоку для того, чтобы выступить более вразумительно, даже на Западной Украине? Насколько «оранжевые» в ходе кампании действительно преодолели – о том, чтобы забыть, не может быть и речи – старые обиды и разногласия?
Понимают ли «донецкие» накануне коалиционных переговоров, что именно их неуемные властные аппетиты весной, неумение остановиться после того, как им удалось добиться отставки министра иностранных дел Бориса Тарасюка и ситуативно привлечь БЮТ на свою сторону в вопросе о законе о кабмине, и привели их к сегодняшней ситуации, когда они реально могут потерять власть? Понимает ли Виктор Ющенко, что, заключая коалиционные соглашения с другой, тем более чуждой политической силой, нужно не надеяться на фразеологию национального единства или демократических ценностей, а мобилизовать все доступные президенту средства воздействия и контроля над партнером по коалиции и драться за каждого идейного союзника в правительстве и что только так можно избежать «кидалова» при первом удобном случае?
Понимает ли Юлия Тимошенко, что за популярные – или популистские, кому как покажется – лозунги придется отвечать?
Если ответы на все эти вопросы положительные, Украина получит работоспособное правительство. Если нет – эффект дежа-вю.
Все это так, но более важно и интересно другое. У украинских парламентских выборов не было интриги потому, что их Интрига с большой буквы умерла в мае, когда был достигнут консенсус относительно самого их проведения. Участники политического процесса, не способные разрешить свои противоречия, договорились отдать их на суд избирателя.
Таким образом, был подтвержден статус страны как состоявшейся электоральной демократии – государства, где люди реально решают, кто будет ими управлять, что при всех проблемах сегодняшней Украины дорогого стоит.
Был подтвержден курс на постепенный уход с постсоветского пространства куда-то в сторону Центральной Европы, где политические кризисы разрешаются точно так же, через выборы, а еще точнее – на демонтаж постсоветского пространства на Украине.
В этом факте заключен основной символический смысл сентябрьских выборов и с точки зрения двусторонних российско-украинских отношений. Сегодня уже невозможно не видеть, насколько далеко разошлись общественно-политические модели двух стран, большинство населения которых все еще говорит на одном языке, сохраняет тесные гуманитарные связи и схожие бытовые пристрастия.
На это потребовалось всего шесть лет. В 2001 г. Россия и Украина были все еще очень похожи. И там, и там существовали мягкие варианты управляемой демократии, олигархические группировки «пилили» собственность, а население было занято поиском средств для выживания. Более того, Гонгадзе-гейт, как тогда казалось, вызывая у кого-то протест, а у кого-то эйфорию, толкал президента Леонида Кучму в объятия Москвы, в Единое экономическое пространство (ЕЭП), если не дальше, к политическому вассалитету.
Но вскоре все начало меняться. В 2002 г. власть допустила победу оппозиционного блока «Наша Украина» на парламентских выборах, после чего уже и передача президентской власти преемнику перестала быть единственным практически возможным сценарием. В том же году «нерукопожатный» для Запада Кучма пошел на по-человечески крайне тяжелый для себя шаг. Он поехал в Прагу на саммит НАТО, зная, что рассадка лидеров в этом случае будет специально проведена в соответствии с французским, а не английским алфавитом — только для того, чтобы лидеры США и Британии не оказались за столом рядом с украинским лидером.
И не важно, что в конечном итоге удержало тогдашние власти Украины от внутриполитических крайностей и внешнеполитической самоизоляции от Запада — нежелание обречь себя и близких на отдых исключительно на курортах Крыма, понимание потребностей развития несырьевой (по сравнению с российской) экономики Украины или опасения по поводу возрождения все той же пресловутой «либеральной империи» с центром в Москве. Важно, что передача власти оппозиции через выборы стала правилом в политической жизни страны, повторившись в 2004, 2006, да и, похоже, 2007 годах.
В том числе и поэтому, хотя есть и другие причины, сегодняшние Брянск и Чернигов, Ростов и Луганск, Краснодар и Симферополь живут в разных мирах.
В одном построена вертикаль власти, практически исчезли публичная политика и обратная связь между обществом и властью, проблемы принято объяснять отсутствием гражданского общества, а внешнеполитические ресурсы брошены на отстаивание своего, особого и самостоятельного, места в мире. В другом правит полицентризм, рождается система сдержек и противовесов между институтами власти, состязательный характер политического процесса требует наличия качественных и конкурирующих СМИ, гражданские инициативы поражают активностью, а политическая элита в один голос признает, что будущее страны должно быть связано с вхождением в единую Европу.
За исключением газовой трубы, эти миры уже почти нигде не пересекаются – отсюда и нерезультативность попыток Москвы повлиять на исход политического процесса у соседей.
А главное, у двух моделей разные критерии успеха. В конечном итоге для российской важно Величие Державы (объем золотовалютных резервов, высота газпромовского небоскреба в Петербурге и т. д.), а для украинской – улучшение жизни человека. И, конечно же, она этому критерию пока далеко не соответствует. Поэтому жители Украины недовольны тем, что у них происходит. Поэтому в ближайшие годы им еще не раз придется прийти на выборы, чтобы напомнить об этом своим политикам.
