Цивилизация
Бороздиновская трагедия (а именно трагедией уместно называть события в этом селе по прошествии трех недель после исчезновения 11 человек, захваченных чеченским спецназом) стала событием знаковым не только потому, что возродила палаточные лагеря беженцев на Северном Кавказе. Она наглядно показала, насколько опасен «черно-белый» взгляд на ситуацию в этом регионе, ставший неотъемлемым атрибутом государственного пиара.
Вся «бороздиновская» эпопея разворачивается на дагестано-чеченской границе, то есть на той самой границе, на которой в августе 1999 года началась вторая чеченская война. Именно с началом этой войны федеральная власть определилась, кто для нее на Кавказе свой, а кто чужой, твердо пообещала не допустить «второго Хасавюрта» и все происходящее в Чечне и вокруг стала рисовать исключительно в свете «борьбы двух систем» — российской и ваххабитско-террористической. Печально лишь то, что события, в логику этой борьбы не укладывающиеся, надолго исчезли, как выясняется, не только с экранов телевизоров, но и из сферы внимания тех, кто по должности следит за ситуацией в регионе.
События в Бороздиновской так или иначе были связаны с приграничным взаимопроникновением чеченцев и дагестанцев, ведь чеченский спецназ напал на дагестанскую общину, проживающую на территории Чечни. У этого взаимопроникновения долгая история, берущая начало в советском «переселении народов».
Дело в том, что многие дагестанские села переселяли на территории, освободившиеся в 1944 году от депортированных чеченцев.
Этот процесс заложил несколько мин замедленного действия. Главной из таких «мин», безусловно, стал Новолакский район, который в годы сталинской депортации передали от Чечни Дагестану. С распадом СССР чеченская сторона поставила вопрос о его возвращении. Но проживавшие там дагестанцы не могли уйти «в никуда». На этом фоне стали нарастать общая приграничная напряженность между Чечней и Дагестаном и конфликты, связанные с проживанием выходцев из одной республики на территории другой.
Что самое интересное — в «темные» раннеельцинские времена этими проблемами власть по крайней мере пыталась заниматься. По тому же Новолакскому району была принята серьезная программа расселения. Сейчас все это практически заморожено. Но при этом миграция населения из одной республики в другую не прекратилась даже после нападения боевиков на Дагестан в 1999 году. Чеченцы продолжали переселяться в Новолакский район. С другой стороны, автору этих строк известны случаи, когда жители Дагестана уже во время второй чеченской войны покупали дома в той же Бороздиновской по невозможно низкой для Дагестана цене в 50 тысяч рублей. То есть взаимные претензии накапливались, а стихийная миграция все равно шла. Но никому во власти до этих «частностей» дела не было — кавказская повестка дня мыслилась не иначе как во вселенских масштабах борьбы с международным терроризмом.
Пафос борьбы с реальным и мифическим экстремизмом имел, как показали те же события вокруг Бороздиновской, довольно серьезные последствия и для Дагестана.
Нынешнее дагестанское руководство, самая верхушка которого находится во власти еще со времен Черненко, до конца девяностых было увлечено внутриреспубликанской борьбой за власть, а отношения с Москвой не выглядели главным приоритетом для этой команды. Зато в 1998-99 годах «отцам» республики успешно удалось вписаться в имидж главных борцов с ваххабизмом, действительно активизировавшимся в то время в Дагестане. Еще несколькими годами позже, в канун последних выборов в Госдуму, в республике сформировалась уже вполне светская и пророссийская оппозиция, базирующаяся, кстати, в муниципальных образованиях, граничащих с Чечней. Однако по отношению к ней официальной Махачкале позволялось почти все: увольнять близких оппозиции милицейских начальников, в чьей работе комиссия МВД РФ не нашла недочетов, вмешиваться в ход муниципальных выборов, натравливать ОМОН на автомашины оппозиционных лидеров. Причиной тому, видимо, стало «волшебное слово», произнесенное председателем Госсовета Дагестана Магомедали Магомедовым — еще в прошлом году он назвал город Хасавюрт, где у власти оппозиционеры, «вторым Карамахи» (в селе Карамахи, напомним, во второй половине 90-х был мощный ваххабитский анклав). Борцам с «карамахами» у нас прощают все.
И вот теперь эта вполне лояльная федеральным властям оппозиция, так и не допущенная до цивилизованной политической борьбы, имеет шанс решительно перехватить инициативу в бороздиновской эпопее, взбудоражившей весь Дагестан.
Во всяком случае, только оппозиционные лидеры открыто поддерживают бороздиновских беженцев в их стремлении не возвращаться в Чечню. Они изо дня в день посещают палаточный лагерь на дагестано-чеченской границе. Они также пытаются достичь реальных договоренностей с чеченским руководством, не скрывая своих хороших отношений с Рамзаном Кадыровым.
Кстати сказать, здесь у них шансов больше, чем у официальной Махачкалы, чьи отношения с Чечней, если отбросить парадный глянец, складываются в последнее время весьма любопытно. Например, один дагестанский политолог, известный близостью республиканским властям, опубликовал недавно комментарий, в котором практически прямо заявлял, что за последними терактами на дагестанской территории стоят заказчики из Чечни, но при этом специально уточнил, что это не исламские экстремисты и не полевые командиры.
Активность оппозиции может иметь одно следствие, говорить о котором не принято. Дело в том, что беженцы из Бороздиновской — почти поголовно аварцы по национальности. Как и лидеры оппозиции, в отличие от первых лиц Дагестана. До сих пор в выступлениях оппозиции практически не было национальной составляющей, но нынешний расклад предоставляет желающим дестабилизировать обстановку, кем бы они ни были, хороший шанс пустить ситуацию по пути обострения национального самосознания. Есть ли у чиновников, «ответственных» за Кавказ, противоядие на этот случай? Вопрос, скорее всего, риторический. «Надо было дело делать», как говорил чеховский герой.
Автор - главный редактор ИА REGNUM, специально для «Газета.Ru-Комментарии»
