Подавив волнения, узбекская власть наращивает внешнеполитическую активность, для того чтобы не дать сформироваться образу «кровавого режима». Но если социальные противоречия, приведшие к мятежу, не будут последовательно разрешаться, то волнения будут продолжаться. О ситуации после волнений в интервью «Газете.Ru-Комментарии» рассказывает заведующий отделом Средней Азии и Казахстана Института стран СНГ Андрей Грозин.
— Андрей, как бы вы оценили признаки стабилизации ситуации в Узбекистане?
— Наглядным признаком того, что ситуация стабилизировалась, является то, что иностранных журналистов пустили в Андижан. Железный информационный занавес, который поставил Илам Каримов вокруг этих событий, уже не нужен. Значит, ситуация действительно контролируется центральной властью. По сообщениям ведущих информационных агентств, и российских, и международных, видно, что волна недовольства, которая была в киргизско-узбекском приграничьи, в частности, Кара-Суу, и вчера говорилось об Ахтаабаде, во-первых, оказалась преувеличенной, а во-вторых, даже те выступления и выражение, в первую очередь, социального недовольства сейчас уже сошли на нет. Еще одним признаком того, что ситуация стабилизировалась, является прекращение развертывания новых блокпостов в Андижане и вокруг него и явно отмечаемое наблюдателями сокращение числа военных на улицах. Я думаю, что теперь можно ожидать того, что, очевидно, сегодня, может быть, завтра, из города будет окончательно выведена бронетехника. Даже пресс-конференция, проведенная Исламом Каримовым, говорит о том, что власть взяла ситуацию под контроль, она полностью в себе уверена.
Сейчас на повестку дня у нынешнего политического режима Узбекистана выходит уже не вопрос сохранения стабильности, подавления мятежа, а обеспечения имиджа в информационном пространстве.
Политика направлена на недопущение того, чтобы Ислам Каримов и его ближайшее окружение превращались в мировых СМИ в расстрельную команду. Проблема — в преодолении негативного имиджа, который сложился за эти дни.
— Эти события, скорее, черта режима Каримова или знак его кризиса?
— Я не думаю, что оценивать произошедшее в Андижане следует в категориях кризиса режима.
Хотя, на мой взгляд, Ислам Каримов в значительной мере исчерпал себя в качестве руководителя Республики Узбекистан. Но речь идет о Каримове как о человеке и президенте, но не о режиме.
Я не соглашусь с подавляющим большинством правозащитников в том, что это окончание режима и на пороге стоит смена власти, чуть ли не бархатная революция. Узбекистан — это не Киргизия и уж тем более не Грузия с Украиной. Система, которая складывалась с момента получения Узбекистаном независимости, не является надстройкой, которая не присуща узбекскому обществу и существует вопреки общественному мнению. Власть не удержалась бы на одних штыках и воле Ислама Каримова, если бы не имела широкой поддержки у значительных слоев населения. Я с большой долей скепсиса отношусь к идее демократизации Узбекистана и Ферганской долины в частности. К этому надо стремится узбекскому политическому классу, но не надо слишком торопиться. Массовое сознание там в значительной степени настроено антимодернизаторски. Общемировые ценности здесь не всегда применимы. К ним просто надо идти.
Нельзя сказать, что киргизский пример не сыграл значительной роли для узбекского населения, пытавшегося восстать в Андижане, и для тех, кто организовывал этот мятеж. Лидеры мятежа рассчитывали на то, что события в значительной степени будут идти так же, как в Киргизии. Власть не станет стрелять в народ. С каждым днем ведения переговоров и проведения митинга на центральной площади, увеличения количества людей, высказывающих свое недовольство ситуацией, будет расти, и постепенно власть лишится рычагов воздействия на ситуацию. Чем дольше не задействованы силовые структуры, тем больше они будут чувствовать нежелание подавлять мятеж. Расчет был на то, чтобы тянуть время.
— Подавив недовольство, режим продолжит существовать так же, как раньше?
— Жить, как жили до Андижана, наверное, нынешнему режиму не удастся. Даже если сейчас кризис будет преодолен полностью, не останется ненаказанных мятежников, никто из них не уйдет к Киргизстан и не продолжит борьбу в подполье. Ни для кого не секрет, что кампании социального недовольства, правда, без применения стрелкового оружия, в Узбекистане проходят практически ежемесячно. За последние полгода, по моим подсчетам, в различных районах страны таких выступлений было более десятка.
Социальное недовольство существует, от проблем, которые есть в экономике и в общественной сфере, режиму никуда не деться.
Их надо как-то решать, а возможности, да и желания это делать, по-моему, у нынешней узбекской власти не очень много. Естественно, можно согласиться с тем, что кризис нынешней узбекской власти существует. Но я бы не преувеличивал его масштабов.
Наверное, можно говорить о кризисе так называемой узбекской модели развития. Но это кризис не непреодолим. Власть, в принципе, пытается провести реформу: отпущены цены на хлеб, растут энерготарифы. Принята масса других непопулярных решений. Но проводимая реформа отличается непоследовательностью. Экономические решения просчитываются слабо. Если руководство видит сопротивление населения, то оно пытается поспешно от этого решения отказаться. Нет координирующего центра принятия реформистских решений. Есть группа людей, которых считают реформаторами, но их влияние довольно незначительно. Можно сказать, что Рустам Азимов является фаворитом Ислама Каримова. Он в разное время с разной долей условности считался возможным преемником. Но с тем же успехом можно сказать, что преемником окажется силовик Рустам Анаятов.
Этот мятеж не последний. Как бы жестко он ни был подавлен, все равно останутся проблемы и нерешенные вопросы: перенаселения, нехватки ресурсов, в первую очередь, земли и воды.
По сути, в Узбекистане построили позднесоветский государственный капитализм с низовыми элементами рынка, которые на Востоке были и при позднем Брежневе. В то же время соседи — и Киргизия, несмотря на то что это нищая горная страна, и тем более Казахстан — демонстрируют гораздо более высокие темпы экономического развития.
Перенаселения, безработица, ужасающая коррупция — это гири, которые висят на узбекском государстве. Каримов четко отдает себе отчет: у Узбекистана, как любят говорить чиновники, государства с великим будущем, есть такие ограничители, преодолеть которые стране самостоятельно не удастся. Без внешнего центра, который бы стал спонсором реформ, без нового руководителя, которое не будет нести груза прежних решений, рассчитывать на продвижение не следует.
— Каким, по-вашему, был состав участников выступлений?
— Там были и исламисты, и криминал. В волнениях участвовали разные люди и организации. В Узбекистане ни для кого не является секретом, что Ферганская долина — самый криминализированный регион, в котором не формальные, но авторитетные бизнесмены с неоднозначной репутацией имеют очень серьезный вес — и экономический, и социальный. Они могут значительно влиять на общественное сознание.
Основа их деятельности — это наркотрафик. Но жесткий экономический режим, очень много милиционеров, чиновников, каждому надо дать. За счет жесткости и коррумпированности режима понижается рентабельность трафика. Если бы удалось ослабить жесткость режима, тогда понятно, что рентабельность трафика повысилась бы очень значительно, в несколько раз. Понятно, что, если нет контроля центральной власти, технически гораздо проще и экономически выгоднее проводить караваны через Ферганскую долину в Джалал-Абад, Ош и так далее. Но полностью сводить мятеж к проискам наркобаронов не совсем верно. Это то же самое, что говорить, что там воевали талибы (организация запрещена в России). Но процесс был очень многоплановый, не одномерный. Разные группы участников преследовали разные цели.
Мне кажется, что мятеж окончился так быстро, кроваво и неудачно для тех, кто его затевал, как раз потому, что не было серьезной организации и согласования интересов.
На митинге, который шел до того, как начался расстрел, не было требований отправить Каримова в отставку или других политических требований. Там были сугубо социальные требования, требование справедливости и требование освободить несправедливо осуждаемых по делу «Акрамии».
Беседовал Евгений Натаров