Цивилизация
«Сегодня обе части Европы — западная и восточная — снова сближаются. Это явление, позитивное само по себе, не лишено риска (для Восточной Европы)… В чем же риск? В некритической уступчивости негативным влияниям культурных образцов, распространяемых на Западе. (Там) сильны течения, (которые) метят в самые основы человеческой морали, направлены на семью и популяризируют моральную вседозволенность, разводы, свободную любовь, прерывание беременности, контрацепцию, борьбу с жизнью на этапе зачатия, а также манипуляцию жизнью на закате дней. Данная программа… располагает мощными центрами экономического влияния, посредством которых старается навязать условия странам, находящимся на пути развития… Не является ли это также новым образом тоталитаризма, прикрываемого видимостью демократии…»
Это цитата из книги Иоанна Павла II «Память и идентичность», вышедшей у него на родине, в Кракове, в середине марта этого года. Труд, в котором папа размышляет о демократии, морали и вере, о правах человека и о судьбе Европы, стал, по сути, завещанием понтифика. Подлинный масштаб его личности станет понятным по прошествии времени. Сегодня больше всего говорят о роли, которую поляк Кароль Войтыла сыграл в крушении коммунизма. Она бесспорна, однако, как представляется, главные итоги его деятельности выходят далеко за рамки этого исторического процесса.
Служение Иоанна Павла II пришлось на эпоху грандиозных перемен, когда не только ниспровергался мировой политический порядок, но и менялись обстоятельства человеческого существования. Происходила эрозия традиционных идеологий. Одни из них, как коммунизм советского типа, были дискредитированы и просто уходили в тень. Другие пытались адаптироваться к происходящим изменениям, однако зачастую просто не успевали за ними. Либеральная демократия оказалась не настолько универсальным средством от недугов человечества, как думали в эйфории конца 1980-х, новый консерватизм, подчеркивавший различие цивилизаций, провоцировал появление еще одного раскола: вместо Востока и Запада — Север и Юг.
Этот разрыв усугубляла информационная и технологическая революция, происходившая не повсеместно, а лишь в относительно небольшой части земли. Стремительно менялась сама суть глобальных общественных отношений — от иерархических структур к сетевым, крайним проявлением чего стал международный терроризм. Все это наложилось на принципиально иное, но при этом тоже противоречивое отношение к человеческой жизни и личности. Прогрессивная часть населения земли провозгласила ее главной и незыблемой ценностью. Но во имя данной ценности стало можно начать полномасштабную войну с жертвами среди мирного населения, а сама жизнь превратилась в объект приложения разнообразных технологий, в том числе биологических. Наконец, информационная революция обрушила на жителей планеты гигантские объемы данных, разобраться в которых все сложнее.
Этот краткий очерк современного состояния имеет непосредственное отношение к фигуре Иоанна Павла II.
Потому что в такой ситуации резко возрастает потребность в прочной опоре, к которой всегда можно прислониться, не боясь, что она зашатается, просядет или просто осыплется. Такой опорой и был папа римский, причем, если задуматься, другой столь надежной опоры в мире просто не было. И поэтому к понтифику, категорически отвергавшему всякий моральный релятивизм, тянулись не только католики, но и представители других конфессий.
Мягкие дружелюбные манеры Иоанна Павла II и его физическая немощь в последние годы могла ввести кого-то в заблуждение. Однако на самом деле папа был крайне жестким человеком во всем, где он усматривал угрозу основополагающим принципам универсума. Очень многие критиковали понтифика за предельный консерватизм, за непримиримую позицию по различным вопросам — от контрацепции, запрет которой губит миллионы католиков в черной Африке, до осуждения научных исследований, способных привести к изобретению новых чудодейственных лекарств. Можно по-разному относиться к позиции папы. Однако его твердость объяснялась не упрямством обскуранта, каковым он, глубоко образованный и в высшей степени современный человек, очевидно, не был, а искренним убеждением в том, что необходимы какие-то незыблемые ценности, неподвластные времени и внешним воздействиям. Особенно тогда, когда весь мир пришел в движение, а люди дезориентированы и растеряны.
С уходом Иоанна Павла II на международной арене практически не осталось никого обладающего столь безусловным и неоспоримым авторитетом.
<1>Именно твердость в отстаивании своих убеждений, репутация человека, не идущего ни на какие моральные компромиссы и не подверженного конъюнктуре, позволили папе сделать великое дело — принести покаяние. Иоанн Павел II, по сути, освободил свою церковь от тяжелого бремени прошлого, покаявшись и за жестокости крестовых походов, и за грехи инквизиции, и за антисемитизм. Папа, как и положено духовному отцу, подал пример политикам во всем мире, многие из которых вместо того, чтобы извиниться за мрачные страницы истории своих стран, прилагают титанические усилия, доказывая: все было правильно. Проповедь терпимости, подкрепленная практическими действиями, — это то, в чем сегодняшний мир нуждается все больше и больше. Остался ли кто-то, чьи слова будут столь же весомы, как слова папы?
Иоанн Павел II совершил настоящую революцию, изменив образ Римско-католической церкви. Институт, построенный в соответствии с тысячелетней традицией, по жесткому иерархическому принципу, в XXI веке выглядит анахронизмом. Однако папа сумел в буквальном смысле вдохнуть в него новую жизнь, добравшись до самых отдаленных — и в географическом, и в социальном смысле — ячеек этой иерархии и превратив ее в своего рода зонтик, раскрытый над многообразным и динамично развивающимся миром католицизма.
Иоанн Павел II выполнил свою миссию. Сделать мир лучше было не в его силах. Но он показал, что надо делать, чтобы в конце концов этого добиться.
Автор — главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»; специально для «Газеты.Ru-Комментарии»
